Мы решили не говорить на тему ее болезни, не размышлять о том, что будет, когда будет и как. По совету мистера Кэмпбелла стали пытаться жить на полную катушку, наслаждаться друг другом. И все для этого у нас было: лето, прекрасная погода, море и наша любовь. Мы бродили по Брайтону, изучая все его достопримечательности, накупили кучу сувениров, кое-что для нашего дома, ходили в кино, в местный театр, валялись на песке, купались, обедали и ужинали во всевозможных кафе и ресторанчиках. Пару раз звонил Тим, интересовался нашими делами, и я неизменно отвечал ему, что все хорошо, никак не решаясь поведать другу о страшной истине… Не поворачивался язык, и все. Брэнда немного загорела, ее волосы выгорели под брайтонским солнцем и были похожи на теплый мед. Порой я смотрел на нее и все еще не верил, что она рядом, что она настоящая, целиком моя и никуда-никуда не исчезнет. Пока… Господи, ну как такое вообще возможно?! Эти мысли я гнал прочь.
Прошла неделя, за ней другая. В ночь с 1 на 2 сентября — я навсегда запомню эту дату — у Брэнды резко подскочила температура. Я смерил градусником и ахнул: 39 и 2!
— Что с тобой, милая? Тебе плохо?
— Простудилась, наверное, — хрипло ответила моя жена, — перекупались вчера, вот и все. Дай мне аспирин!
— Может, позвонить доктору… как его там… Стивенсу? — с тревогой спросил я.
— Нет, милый, не суетись, поверь мне: это не то, о чем ты думаешь. Обычная простуда. Смотри, не заразись! — пошутила она.
Я немного успокоился. Черт, я ведь не знаю, как протекает эта проклятая лейкемия! Но умирающей Брэнда не выглядела: у нее просто был вид действительно простуженного человека. К утру температура упала, и я с облегчением задремал, так как не спал всю ночь, прислушиваясь к дыханию Брэнды и поминутно щупая ее горячий лоб.
Я проснулся от знакомых звуков музыки. Сначала даже не понял, в чем дело. А потом сообразил, что внизу, в гостиной, у нас стоит небольшое пианино. Спускаясь по лестнице, я даже вспомнил, что играла Брэнда — ее любимый Шопен. Самая грустная музыка на свете.
— Привет! — я подошел поближе. — Как ты?
Брэнда была бледной, очень бледной, и мне это не понравилось. И уж совсем мне не понравилось, когда она, продолжая играть, кивнула мне, улыбаясь, и вдруг на белые клавиши пианино закапала кровь. Неестественного светло-красного цвета. Брэнда резко прекратила играть. Я бросился к ней и увидел, что кровь идет у нее носом довольно сильно, стекая тонкими струйками на домашнее голубое платьице.
— Милая, что с тобой? — постарался спросить я спокойно, пытаясь заглушить нараставшую во мне панику.
— Кровь, — ответила Брэнда. — Не пугайся, Дик, это часто бывает. Дай мне влажное полотенце, пожалуйста!
Я метнулся в ванную первого этажа, по дороге что-то разбил, намочил первое попавшееся мне под руку полотенце и вернулся обратно. Брэнда по-прежнему сидела у пианино, наклонив голову вниз, пытаясь руками остановить кровь. Это было жуткое зрелище: вся нижняя половина лица моей любимой, платье на груди и на коленях, пианино залиты кровью. Я прижал полотенце к ее переносице, схватил жену на руки и перенес на диван.
— Брэн, родная, поехали к врачу! — чуть не плакал я.
— Дик, успокойся, это нормально, — сказала Брэнда слабым голосом, — у меня так бывает.
— Но мне это не нравится! Пусть тебя осмотрит доктор! Я сейчас же звоню ему.
Не обращая внимания на ее протесты, я уже набирал номер с визитки, оставленной мне Кэмпбеллом.
— Здравствуйте, доктор Стивенс! — быстро заговорил я в трубку. — Меня зовут Ричард Дин, я муж Брэнды, Брэнды Кэмпбелл.
— Да-да, — ответил доктор, — мне звонил мистер Кэмпбелл, я в курсе, примите мои поздравления. Что-то случилось?
— У нее вчера была высокая температура, а сейчас пошла носом кровь, сильно, еле остановили.
— Во-первых, успокойтесь, мистер Дин, кровотечения при ее болезни — это, к сожалению, дело привычное. Кроме того, больные лейкемией склонны к частым простудам: иммунитет уже не тот, но вот настолько высокая температура… Я выезжаю, хочу сам осмотреть мисс Кэмпбелл, то есть, прошу прощения, миссис Дин. Диктуйте адрес.
Доктор Стивенс приехал примерно через полтора часа и оказался низеньким полноватым человечком, совершенно лысым, с пронзительными голубыми глазами. На вид ему было не больше сорока лет. Он пожал мне руку и подошел к Брэнде, которая полулежала на том же диване в гостиной.
— Ну, миссис Дин? Вас можно поздравить с бракосочетанием? — бодро спросил доктор.
Брэнда улыбнулась:
— Здравствуйте, доктор Стивенс! Мой муж зря вас побеспокоил: обычное кровотечение, уже все в порядке.
— Позвольте мне в этом убедиться, — он вытащил из своего чемоданчика какие-то инструменты и попросил меня удалиться. Я вынужден был подчиниться. Вышел в сад, сел в то самое плетеное кресло у розария, в котором несколько недель назад говорил с тестем. В голове пульсировала одна лишь мысль: только не сейчас, Господи! Только не сейчас!
Стивенс появился примерно через полчаса, присел рядом.
— Она спит.
— Что скажете, доктор?
— Что я могу сказать… вы знаете, что такое лейкемия?
— Я не врач, слышал об этом в общих чертах.