Лето в Сосняках

— Я плохо вела себя, извини. Только, знаешь, сидит здесь. А что она видела, что знает? Она в автоматных будках не ночевала, ее, как мышь, не гоняли из угла в угол. Еще смеет осуждать! Любовника содержит, корова! Она порядочная, другие непорядочные!

— Не расстраивайся, — сказал Миронов, — она маленько идиотка.

— Думаешь, я не могла в Москве остаться? Сколько угодно! За меня большие люди хлопотали. Сама не захотела.

— Слушай, она категорична, бестактна. Но она не делает людям подлостей — уже это хорошо. У нас с ней общая работа.

— А я тебе помешала, — печально проговорила Лиля.

— Нисколько. Не она мне нужна, я ей нужен.

— Тебе еще попадет за меня.

— За что это?

— Устроил, встречаешься… Ведь здесь не Москва, всё знают.

— Никогда не говори об этом. Никогда, слышишь!

Она покачала головой.

— Нет, Володя, не принесу я тебе счастья. Ты талантливый, все это говорят, а я тебе только помешаю. Видишь, даже вести себя не умею.

— Мне никто не нужен, кроме тебя, — сказал Миронов.

— Я совсем не такая, как ты думаешь. Ты не знаешь, что я повидала, чего хлебнула, и никогда не узнаешь. Я давно приехала и все не решалась встретиться с тобой. Обстоятельства заставили, не могла никак устроиться на работу. Я не хотела идти на наш завод, но никуда не брали. — Она закрыла лицо руками.

— Не страшно, — сказал Миронов, — справимся.

— Меня посадят, — сказала Лиля, — и тебя, если будешь со мной. Нет, нет, ничего не надо. Ничего не хочу.

— Я люблю тебя, всегда любил, я ждал тебя, — сказал Миронов.

— Ничего не выйдет, Володя, — она вынула платочек, вытерла глаза, — тогда не вышло — и сейчас не выйдет, и ничего ты не знаешь.

— Прошу тебя, успокойся, поговорим в другой раз. Идет?

— Идет, — прошептала Лиля и заплакала опять.

А улица шумела и веселилась — главная улица областного города в солнечный воскресный полдень. Толпы людей растекались по магазинам, кафе, закусочным, и новые толпы вливались в нее из боковых улиц и переулков. За столиками кафе люди пили, ели, смеялись, разговаривали, дети играли в скверике, в воздухе дрожала мелодия песенки. И не верилось, что кому-то нет места, нет выхода, нет надежды.

На следующий день он подошел к ней в цехе.

— Прости меня, Володя, — сказала Лиля.

— Это за что?

— Прости, что я поехала с тобой, я не имела права.

— О чем ты говоришь?

— Я люблю другого человека, — прошептала Лиля.

— Так. — Он видел, что она говорит неправду. — Это тебе не помешает встретиться и поговорить со мной.

— О чем нам говорить?

— Я прошу тебя.

— Ну хорошо, — сухо проговорила Лиля, — завтра.

…Груды соли лежали на берегу. По реке, уже окутанной предвечерним туманом, тянулись баржи с нефтью, с серным колчеданом, лесом, углем.

Лиля останавливалась, наклонялась, морщилась, жаловалась, что ей жмут туфли.

— Ладно, — добродушно сказал Миронов, — эта дорожка не для твоих туфель.

Они присели на доски, издававшие смолистый запах сосны и сухой, щекочущий запах свежих опилок. Лиля сняла туфли, вытряхнула песок.

Миронов, улыбаясь, смотрел на нее. Не так уж, наверно, жмут ей туфли. Просто хочет удержаться в состоянии враждебности. Но это ей не удастся. Сейчас она рассмеется, улыбнется ему, как улыбалась позавчера в магазине и кафе, как улыбалась, когда они шли в толпе по оживленной улице и он держал ее руку в своей.

— Ну, так что? — вытряхивая туфли, спросила Лиля.

— Может, поженимся?

— Я тебе все сказала: я люблю другого.

— Это мы уладим, — засмеялся Миронов.

— Нам нечего улаживать. С чего ты взял? Смешно. Ты совсем не то подумал. Мне хотелось посидеть за рулем. Ты сам предложил. Если бы я знала, что ты так поймешь, я бы не поехала. Я поехала с тобой просто по-дружески. Неужели мы не можем быть хорошими товарищами?

Он взял ее за плечи, повернул к себе:

— Я люблю тебя.

Освобождаясь, она повела плечами.

— Я тебе сказала: я люблю другого человека. И уеду к нему.

— Врешь, конечно. Кто он?

— Парень. Какая тебе разница? Простой парень. Не всем же быть знаменитостями.

— И ты уезжаешь к нему?

— Уезжаю.

— Зачем ты устраивалась на завод?

— Тебе жалко, что зря устраивал?

— Ах ты дура, дура.

— Только тебя я должна любить, почему? Ты ведь тогда отказался от меня.

— Тогда тебе было семнадцать лет, — сказал Миронов.

— Ведь ты жил без меня, и я жила без тебя, и дальше так жить будем. И не хочу я жить здесь — мне здесь все противно, все равно уеду.

Он взял ее за руку:

— Никуда ты не уедешь.

— Ты так думаешь, имеешь на меня права?

— Конечно.

— Даже так! Может быть, считаешь, что я у тебя в долгу? За то, что на работу устроил? Пожалуйста, могу рассчитаться, если тебе это требуется.

Он молча смотрел на нее, на ее измученное лицо. Она закрыла лицо руками.

— Прости меня, Володя, прости, это ужасно, что я сказала, но мне так тяжело, у меня ничего нет, ведь я предупреждала тебя: не надо было нам видеться… — Она вскочила. — Прости меня, Володя, дорогой. — И, увязая в песке, побежала от берега.

Другие события заслонили прошлое, отбросили его далеко назад.

Лилю Миронов почти не видел. Но однажды к нему подошла Фаина, сияя сказала:

— Поздравь, Володя, девочка у нас теперь, дочка.

— Лиля вышла замуж?