Летучий корабль

Он заставляет меня наклониться вперед, я роняю голову на скрещенные руки. Извечная поза беззащитности… Я сам отказался сопротивляться… Белые и темно-зеленые хаотичные полосы узора на бледно-зеленом покрывале — все, что я могу видеть. Я ощущаю шершавую ткань его джинсов, касающуюся внутренней стороны моих бедер — он шире раздвигает мне ноги. Он даже не соизволил снять джинсы… Конечно, раздеваются рядом с теми, с кем действительно что-то связывает, хотя бы и обоюдное желание, рядом с теми, кого любят, хотят, кому доверяют. С теми, к кому можно прижаться потом, кожа к коже, бездумно пробегая пальцами по горячему телу, только что принадлежавшему тебе, обнять, шептать в макушку всякие глупости… А не с теми, кого хотят использовать ради минутной прихоти… Не с такими, как я…Я даже боюсь думать о том, как я выгляжу со стороны — наверное, как мальчик из борделя, к которому на пять минут забежал клиент. И ему нет до тебя ни малейшего дела, просто тобой можно заполнить паузу между полуденным кофе и газетой.

Я чувствую легкий холод, будто проникающий внутрь, да, черт, есть же и такие заклинания… Если бы я не видел выражения его глаз несколько минут назад, я был бы уверен, что он просто хочет проучить меня — так выверены и спокойны все его действия. И он не отпускает меня, его рука так и остается на моем члене, двигаясь настолько правильно, что я не могу подавить этого непонятного возбуждения… Оттого, что меня касается другой мужчина…

- Первый раз, Поттер? — спрашивает он.

Я молчу.

— Неужели нравы в гриффиндорской спальне были столь невинны?

Да, так и хочется мне сказать, в то время как у господ-слизеринцев, видимо, царили настоящие Содом и Гоморра, мы мирно спали в своих кроватках. Но, думаю, свое на сегодня я уже сказал…

- Не дергайся — тебе не будет больно.

Мне кажется, оглушительный звук вспарывает тишину, в которой слышно только наше дыхание — он всего лишь расстегивает молнию на джинсах… Его пальцы внутри меня, я чувствую каждое движение, так отчетливо… Мне почти не больно, хотя я думал, что буду кусать руки и губы, чтобы не кричать. А потом на несколько минут… я не знаю, сколько это длится. Но я забываю обо всем, потому что его руки двигаются в каком-то неуловимом ритме, мягкие толчки внутри и плавные, умелые, все убыстряющиеся движения его пальцев на моем члене. Я не могу ничего с собой поделать, пусть, да, я просто устроен, это просто физиологическая реакция, ничего больше — потом, когда у меня будет время, я смогу найти себе массу оправданий. И в тот момент, когда я, все же стараясь не вскрикнуть, изливаюсь ему в ладонь, он берет меня. Его руки крепко держат меня за бедра, у меня не получится вывернуться или отстраниться, а боли я практически не ощущаю из-за только что испытанного, нет, я не могу сказать удовольствия, нет, я буду лгать себе до последнего… Он не старается быть осторожным, в конце-концов, это его право — распорядиться мной теперь, как своей собственностью.

Я закрываю глаза, я чувствую все его движения — резкие, похожие на удары. Только бы это скорее прошло, думаю я в тот момент, только бы его ладони больше не жгли мне кожу, только бы не слышать его дыхания так близко. И когда все заканчивается, он, так же, как и я, не издает ни звука, просто поднимается, не прикасаясь больше ко мне, накладывает очищающие. Я опускаюсь на пол. Не смотреть на него… Не одеваться на его глазах, от стыда не попадая в рукава и штанины…

- Если будет больно… я оставлю тебе заживляющую мазь, — безразлично говорит он мне, выходит из комнаты, чтобы практически тут же вернуться, бросая на покрывало рядом со мной маленькую стеклянную баночку.

И он уходит, и я слышу, как он накладывает запирающее заклятие — я в ловушке.

* * *

Я еще какое-то время неподвижно сижу на полу, разглядывая аккуратно пригнанные друг к другу прямоугольники паркета, изучая линии, в которые складываются узкие темные полоски между ними. Мои вещи, лежащие на полу — нет, не мои, здесь все принадлежит господину капитану. Я все равно не стану пока одеваться — мне кажется, грязь с моего тела перейдет на них, как только я коснусь того, что было на мне в тот момент, когда он сказал «раздевайся». Чтобы вот так, презрительно и расчетливо… развлечься. Да, именно так это и называется. Самое подходящее слово. У него своеобразное понятие о развлечениях.

Меня выводит из оцепенения звук мотора, раздающийся со стороны окна, и я почему-то вскакиваю и бросаюсь посмотреть, что же там такое. Маленький белый катер, почти такой же, какие были на пиратском острове, разворачивается в узкой бухте, на высоком скалистом берегу которой и стоит дом, пленником которого я оказался. Уезжаете, капитан Довилль? Совершенное Вами насилие Вам так же неприятно, как и расправа над Маркусом, после которой Вы тоже уехали «кататься»? Ну что ж, по крайней мере, у меня есть какое-то время… Время для чего? Вышибить запечатанную заклятием дверь? Выломать решетку и броситься в море?