Я вдруг на секунду представил себе, что стало бы с мистером Робертсом, доведись ему выслушать хоть часть моей правдивой истории. Но… он бы все равно не поверил. А сам, все также неожиданно для самого себя, продолжаю:
- — Я около года жил на Карибах. Вы будете смеяться — я там тоже работал в ресторане. Наверное, это моя судьба. А мои друзья были чем-то вроде уборщиков на большом парусном судне. Ну, такой аттракцион для туристов, вроде пиратский корабль. Так Вы не поверите — как я им завидовал! Был готов хоть плошкой воду из трюма вычерпывать, хоть рукавом натирать до блеска всякие железки. Но мне так и не пришлось…
Он коротко смеется, попыхивая своей трубкой. И тысячи мелких морщинок разбегаются от уголков его младенчески светлых глаз.
- Если Вам будет удобно со мной на мопеде, я могу подбросить Вас до города, — предлагаю я.
- Нет, что Вы! Я еще не решил, нужно ли мне сегодня в Дубровник. Может быть, просто сделаю несколько фотографий — знаете, вон с тех камней, — он показывает рукой на «мои» камни, — очень красивый вид.
- Знаю, — соглашаюсь я.
- Мне уезжать через пару дней, так что надо сделать хотя бы несколько обязательных туристических снимков, — черт, опять улыбается, обезоруживающе, как ребенок.
- Не зайдете к нам напоследок?
Долг вежливости взывает ко мне, требуя произнести это приглашение. А потом мне отчего-то становится немного жалко, что он уезжает. Может быть, просто оттого, что он единственный соотечественник, с которым я встретился за последний год. А, может быть… да, в нем есть что-то такое, отчего с ним легко говорить.
- Трудно сказать, Юэн. Как получится.
- Возвращаетесь в Англию?
- Нет, хочу добраться до Пулы, а оттуда, наверное, махну в Венецию. Хотя там сейчас жарко, и полно народу.
Я был в прошлом году в Венеции, и тоже летом, кажется, именно в августе, так что мне трудно с ним не согласиться.
- На чем поедете?
- До Пулы на автобусе. Сосед моего приятеля, тот самый, у которого вы видели Майбах во дворе, предлагал подвести меня, он тоже собирается в те края. Но, знаете, — тут мой собеседник даже понижает голос, — я боюсь с ним ехать — по виду сущий бандит!
Мне опять становится смешно.
- У меня тоже был знакомый, по виду сущий бандит, — признаюсь я, — знаете, это не помешало ему стать министром иностранных дел!
- В какой-нибудь банановой республике? — ни следа удивления на лице.
- Разумеется, — соглашаюсь я. Я же не могу сказать ему, что этой банановой республикой была Англия. Правда, магическая… — И у него, насколько я знаю, даже неплохо получалось.
- Откуда?
- Что откуда?
- Знаете откуда?
- Из газет.
- А…, — задумчиво тянет он, явно не зная, что сказать мне дальше.
Что ж, раз мистер Робертс не хочет ехать в Дубровник на моем мопеде, мне остается только пожелать ему счастливого пути на тот случай, если мы больше не увидимся. Он кивает, желает и мне хоть немного отдохнуть на каникулах, вытирает о рубашку взмокшую от жары ладонь и крепко жмет мне руку.
- Удачи Вам, Юэн. Это на случай, если я больше не выберусь в ваш чудесный ресторан за очередным стаканом минералки.
- И Вам удачи, мистер Робертс! — я машу ему рукой на прощание и возвращаюсь к брошенному на дороге мопеду.
* * *
Знаете, у меня тоже был знакомый — по виду сущий бандит. А потом он стал министром правительства Магической Англии по внешним связям. И бандитом он был не только с виду. Еще он был пиратским капитаном, убийцей, грабителем и редкой сволочью. И еще он любил, чтобы за ним во всем оставалось последнее слово, потому что отступать или уступать, нет, это было ему вовсе не свойственно. Я сам не понимал, как случилось так, что я ухитрился влюбиться в этого человека, продолжая считать его предателем, уже решив, что никогда, да, никогда в жизни не прощу его за то, что он совершил. Я разговаривал с ним в Министерстве, я говорил ему слова, рвавшие все прошлые, а, возможно, и будущие связи между нами, и совершенно точно знал — я люблю его. И позволю этой неправильной привязанности, страсти, одержимости, тоске, жажде — ну, не знаю, как мне определить все то, что я испытывал к бывшему пиратскому капитану — изуродовать и мою дальнейшую жизнь. Я начал крушить то, что еще оставалось в мире от мистера Поттера, вскоре после волшебного Рождества, встреченного нами втроем на Гриммо в таинственном полумраке теней, что отбрасывали на паркет ветви огромной ели.
Если честно, я сейчас даже не могу вспомнить, что мы — я, Рон и Герми — подарили друг другу на то Рождество. Наверное, это было уже совершенно неважно, мы были давно не дети, так что, вполне вероятно, это были какие-то серьезные вещи или просто безделки. Честно, не помню. Но был мясной пирог в моем исполнении «от мистера Вудсворда», были французские сыры, приобретенные нами «на попробовать», сладости, шампанское, да-да, самое настоящее — потому что Рон считал, что это наилучшее вложение для министерской компенсации. А если Гермионе и казалось, что это не совсем так, то она предпочитала помалкивать, радуясь тому, что этот безумно любимый рыжий недотепа просто с нею рядом.