Летучий корабль

- Терпи, аврор Поттер, узник Азкабана! Маггловская медицина неэффективна, но весьма болезненна,— я чувствую, как он прижимает к моей коже новые квадратики пластыря, а потом говорит неожиданно: — Смешно, у тебя так волосы отросли. Пусть высохнут, не будем пока голову бинтовать.

А я вдруг вспоминаю то свое отражение в зеркале в универмаге, где впервые увидел себя таким, какой я сейчас. Да, для него, наверное, непривычно — мои теперь абсолютно прямые волосы, закрывающие уши. Чуть короче, чем у Хелены…

Северус накидывает на меня халат и помогает добраться до кровати, садится рядом со мной, и вдруг совершенно неожиданно укладывает подушку себе на колени, а потом перекладывает меня так, чтобы моя голова оказалась на этой подушке. И я чувствую, как его пальцы гладят мой лоб, виски, волосы.

- Волосы отрастил… Теперь не видно твой цыплячий затылок… Как у ребенка.

- Почему цыплячий? Северус, мне же двадцать четыре.

Его пальцы очень осторожно скользят мне под голову, и он находит и чуть надавливает на ту самую ямку на затылке, которую с таким исступлением целовал тогда, на Кесе. Я непроизвольно выгибаюсь — это, наверное, просто воспоминания моего тела — сладкие, запретные и немного жутковатые…

- Северус, не надо…

- Тебе больно?

- Нет, просто, когда ты так делаешь… Я же чувствую себя, как овощ…

- Знаешь, — у него сейчас такой голос, что мне ужасно обидно, что я не вижу его лица, — это трудно объяснить, но… Так как я, скажем так, воспылал к тебе греховной страстью, когда ты был еще мальчишкой, ну, ты помнишь, я тебе тогда рассказывал…

- Ну, на шестом курсе мне все-таки уже было шестнадцать…

- Все равно, мальчишка — он и есть мальчишка. Так вот, мне часто снилось, что я беру тебя на руки, сажаю к себе на колени. И ты хрупкий, как ребенок…

- А я достался тебе после школы авроров, тюрьмы и непосильного труда на острове. Здоровенным таким парнем.

Он пропускает мои волосы сквозь пальцы, так здорово. Я никогда бы в жизни не подумал, что ему просто хотелось гладить меня вот так, как ребенка. Мне кажется, до него никому не приходило в голову это сделать. Может быть, Джинни? Не помню.

- А что тебе еще снилось?

- О, лучше тебе не знать!

Сейчас он смеется… Лучше или нет, но, думаю, с этой стороной своих сновидений он весьма детально ознакомил меня на Кесе… А его пальцы словно пытаются разгладить морщинки у меня на лбу, в уголках глаз. И невидимые узелки, что за эти годы как-то сами собой завязывались у меня внутри, стягивая мою душу тонкими, но грубыми и жесткими путами, начинают ослабевать.

- А почему экономика?

Далась же им всем эта экономика… И теперь вот и ему тоже.

- Понятия не имею. Просто экономика и все. Мне, наверное, показалось, что это очень маггловская наука.

- Ясно, — его голос для меня сейчас смешивается с плеском волн где-то совсем рядом. — Ты вообще не знаешь, что с собой делать.

- А ты знаешь? — мне очень лень говорить.

- Я знаю, что с тобой делать.

Я улавливаю такую знакомую хищную нотку в его голосе.

- Но не сейчас же!

Он отрывисто смеется: — Я не домогаюсь растений.

Я закрываю глаза. Мне так безумно хочется довериться ему сейчас, поверить в «навсегда». Потому что я знал, что мне необходимо это его «навсегда», когда мы расставались на Кесе, когда в последний раз обменивались фразами, похожими на отбиваемые в отчаянном рывке теннисные мячики, в Министерстве. Просто я всегда был слишком гордым, чтоб признаться себе в этом.

- Северус, а магию, ее, правда, нельзя вернуть?

Он проводит подушечками пальцев по моим губам, словно стирая с них эти слова.

- Гарри, давай сначала разберемся с головой, потом будем думать про магию. Просто живи, дыши. А сейчас спи уже.

А потом, когда я все больше и больше погружаюсь в сон, он вдруг неожиданно говорит:

- Знаешь, о чем я жалел все эти годы?

- Ну? Ты когда-нибудь о чем-то жалеешь?

- Конечно, жалею. Вот, например, о том, что не схватил тебя за руку тогда, когда ты выбежал за мной из зала, где заседал Визенгамот, и не утащил с собой.

- Знаешь, я бы сопротивлялся…

- Знаю. Но тогда бы с тобой ничего не случилось — ни брака с этой идиоткой Уизли, ни Азкабана, ни острова, ни моего предательства — ничего.

- Боюсь, Северус, со мной бы тогда такое случилось… Что бы ты стал со мной делать? То же, что и на Кесе?

- Наверное, — он усмехается. — Я бы не удержался. Я даже боялся тогда подойти к тебе близко.

- Слушай, мне было всего восемнадцать. Я был невинен, как дитя. А тут ты. Да я бы руки на себя наложил.

- Ты и так чуть было в окно не выпрыгнул.

- Ну, да.

Он так мягко гладит мои волосы, и мне не хочется ничего говорить. Да, вот такое оно, наше общее прошлое, ни убавить, ни прибавить. Выбежать в коридор Министерства за своим бывшим профессором зелий, чтобы спросить про его любовь к моей маме! А оказаться вместо этого черт знает где, рядом с человеком, который хотел меня до одержимости… Славная бы вышла история!