Мутока кивнул мне, как бы говоря, что света достаточно, и мы медленно покатились по усыпанным белыми цветами лугам. Возле самого леса, слева от которого начиналось поле с высокой высохшей желтой травой, Мутока остановил машину. Повернул голову, и я увидел у него на щеке напоминающий стрелу шрам и несколько насечек. Проследил за его взглядом. Огромный черногривый лев шел через поле прямо на нас, его громадная голо ва поднималась над желтой травой. Только голову мы и видели поверх жесткой желтой травы.
— Как насчет того, чтобы вернуться в лагерь? — шепнул я Пи-эн-джи.
— Согласен, — так же шепотом ответил он.
Пока мы говорили, лев развернулся и двинулся обратно к лесу. И вскоре мы видели лишь траву, колыхание которой указывало местонахождение льва.
Только в лагере, уже после завтрака, Мэри поняла, почему мы это сделали, и признала правильность и необходимость нашего решения. Но корриду вновь отложили, хотя она уже полностью настроилась и подготовилась к ней, а потому теплых чувств мы у мисс Мэри не вызывали. Меня очень огорчало ее плохое самочувствие, и я хотел, чтобы она сбросила напряжение, если могла. Но никакие разговоры об ошибке, которую наконец совершил лев, не помогали. Ни я, ни Пи-эн-джи не сомневались, что теперь ему от нас не уйти. Он ничего не ел всю ночь и вышел из леса, чтобы взглянуть на приманку уже утром. Сейчас снова вернулся в лес. Целый день ему предстояло лежать голодным, и, если бы его не потревожили, рано вечером он вновь отправился бы на поиски пищи: не мог не отправиться. Если бы этого не случилось, наутро Пи-эн-джи уехал бы (задержаться дольше он никак не мог), и нам с Мэри пришлось бы обходиться собственными силами. Но сегодня лев неожиданно изменил своему привычному поведению и допустил очень серьезную ошибку, так что теперь я не сомневался в успехе. Возможно, не возражал бы даже против того, чтобы устроить засаду вдвоем с Мэри, без Пи-эн-джи, но мне нравилось охотиться с Пи-эн-джи, и к тому же мне совершенно не хотелось, чтобы какая-нибудь нелепая случайность привела к трагедии, если б защищать Мэри пришлось только мне. Пи-эн-джи очень правдоподобно нарисовал эту картину. Я льстил себя надеждой, что Мэри непременно положит пулю, куда и должна положить, и лев покатится по земле, как и любой другой, я сам это видел много раз, и умрет, как умирают сраженные пулей львы. Я собирался всадить в него две пули, если бы он покатился по земле живым, и на том поставил бы точку. Мисс Мэри наконец убила бы своего льва и была счастлива на веки вечные, а я лишь вогнал бы в него puntilla[46]
, и, зная это, она прониклась бы ко мне беспредельной любовью, которая не угасла бы до конца наших дней в этом мире — аминь.Главный следопыт Пи-эн-джи и арап Маина отправились на разведку. Мы с Пи-эн-джи хотели пойти с ними, но смышленый лев мог уловить запах двух белых людей и заподозрить неладное. Некоторые утверждают, что у львов отсутствует обоняние, но некоторые могут ошибаться. Мы посидели, обсудили свои планы, побалагурили, после чего Пи-эн-джи принялся за отчет, а я пошел к мисс Мэри, но она по-прежнему неважно себя чувствовала и не нуждалась в чьем-либо обществе. Я обошел лагерь, увидел Кейти и повара, и мы немного поболтали. Ночью Кейти слышал, как со стороны леса доносился рев нашего льва. Он также слышал рев других львов, охотившихся к северу от лагеря, по его мнению, в районе солончаков. Кейти не сомневался, что огромный лев теперь в наших руках, и я сказал, что джинн уже шепнул мне об этом, и мисс Мэри непременно убьет льва, если не во второй половине дня, то вечером. Он улыбнулся и помолчал. А потом разлепил губы: «Мзури».