Лев Толстой о величии души человеческой. Путь Огня

Всё на свете начинается, продолжается и проходит. Так плоды земли и времена года. Мудрые люди, приближаясь к смерти, видят в смерти то же самое, что делается с плодами земли и временами года. [87]

Всё на свете растёт, продолжительно изменяется, делая спиральные круги. Так, по крайней мере, нам кажется; и жизнь людей – круг спирали завершается в этой жизни, – так и животные, и растения, и планеты. [88]

Как молодости радостно сознание роста, так старости должно быть радостно сознание распадения ограничивающих пределов. [89]

…Смерти нет, а есть ряд изменений, совершающихся со всеми нами, в числе которых одно из самых значительных есть смерть… [90]

То, что мы называем земной жизнью, всей нашей жизнью, есть только одна из обязанностей, должностей всей жизни – земная жизнь есть одна из форм – теперешняя – служения и роста и относится ко всей жизни, как одно из исполнений обязанности слуги относится ко всей его жизни. И что мне за дело, если те, с которыми я имею по этой должности дело теперь, будут недовольны мной. Только бы хозяин был доволен. [91]

Одна из главных причин наших ошибок в жизни в том, что мы забываем, что мы здесь не пребываем, а путешествуем… [92]

Видел во сне, что мне говорит кто-то: «Помни, что ты едешь, а не стоишь. В этом всё». [93]

Необходимое условие хорошей, разумной жизни есть понимание этой жизни как неперестающего движения к прекращению её (этой жизни) и изменению её. Надо остерегаться привыкать к этой жизни, как привыкать к экипажу, в котором едешь до места. [94]

…Ясно, ярко представилось мне такое понимание жизни, при котором мы бы чувствовали себя путниками. Перед нами одна станция в знакомых, одних и тех же условиях. Как же можно пройти эту станцию иначе, как бодро, весело, дружелюбно, совокупно деятельно, не огорчаясь тому, что сам уходишь или другие прежде тебя уходят туда, где опять будем все, ещё больше вместе. [95]

Здоровье моё очень слабо: очевидно, приготавливаюсь к большому путешествию. Когда мне, как обыкновенно, говорят на это, что это неправда, поживёте ещё, и тому подобное, то это мне так же странно, как если бы человеку, который собирается ехать за границу, говорили, что это неправда, поживёте ещё здесь, и т. п. [96]

…Жизнь земная кончилась. Точно читал, читал книгу, которая становилась всё интереснее и интереснее, и вдруг на самом интересном месте кончилась книга, и оказывается, что это только первый том неизвестно сколь многотомного сочинения, и достать продолжения здесь нельзя. Только за границей на иностранном языке можно будет прочесть его. А наверно прочтёшь. [97]

Боюсь ли я смерти? Нет. Но при приближении её или мысли о ней не могу не испытывать волнения вроде того, что должен бы испытывать путешественник, подъезжающий к тому месту, где его поезд с огромной высоты падает в море или поднимается на огромную высоту вверх на баллоне. Путешественник знает, что с ним ничего не случится, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к месту. Такое же и моё чувство к смерти. [98]

…В этом одном, в приближении к смерти, разумное желание человека. Желание не в смерти, не в самой смерти, а в том движении жизни, которое ведёт к смерти. Движение же это есть освобождение от страстей и соблазнов того духовного начала, которое живёт в каждом человеке. Я чувствую это теперь, освободившись от большей части того, что скрывало от меня сущность моей души, её единство с Богом, скрывало от меня Бога. [99]

– 7 –

Страх смерти или, скорее, какое-то недоумение перед смертью происходит оттого, что мы приписываем реальность времени (и пространству), приписываем реальность иллюзии, форме. Приписываем же реальность времени потому, что не сознаём в себе вневременного. [100]

Веру в бессмертие нельзя принять от кого-нибудь, нельзя себя убедить в бессмертии. Чтобы была вера в бессмертие, надо, чтобы оно было, а чтобы оно было, надо понимать свою жизнь в том, в чём она бессмертна. [101]

И родятся, и живут люди только как некоторые подробности бога, которые поэтому уничтожиться не могут, – скрыться из глаз наших могут, но не уничтожиться. [102]

Если будет жизнь – где бы и какая бы она ни была, или иначе, если есть жизнь, то есть и я. Жизнь это – я. Без меня нет жизни. Это очень важно. Это ответ на вопрос: кончается ли жизнь со смертью? Если бы с уничтожением я, т. е. сознания, уничтожалась жизнь, то я бы сказал и знал, что уничтожается и я. Но жизнь продолжается, поэтому должно продолжаться и я. Жизни нет без я. Когда я вижу, что человек умирает, и мне перестают быть видимы проявления его сознания, то это не доказывает того, чтобы уничтожилось то, что сознаёт. [103]

Смерть есть перемена или исчезновение предмета сознания. Само же сознание так же мало может быть уничтожено смертью, как перемена зрелища может уничтожить зрителя. [104]

Никто не доказал – и не может доказать, что жизнь только в теле и не может быть без тела. Утверждать это всё равно, что утверждать, что солнце зашло, что кончилось солнце.