Лев Троцкий

Таким образом, в первых турах борьбы против власти Сталина Троцкий потерпел поражение. Несколько месяцев он оставался без должности и только в мае получил сразу три назначения, причем все они носили издевательский характер. Он стал председателем Главного концессионного комитета (и это в условиях, когда концессионный курс сворачивался!), начальником электротехнического управления ВСНХ (хотя никогда не имел отношения к электротехнике!) и председателем научно-технического отдела все того же ВСНХ (отдела, не обладавшего реальными правами!). Троцкий оказался в прямом подчинении Ф. Э. Дзержинского, который в 1924–1926 годах совмещал руководство Объединенным государственным политическим управлением (ОГПУ) — высшим карательным политическим органом — с председательством в ВСНХ. Ставший еще в 1922 году ярым сталинистом, но занимавший сравнительно невысокий пост в партийной иерархии (с мая 1924 года он был лишь кандидатом в члены Оргбюро), Дзержинский, постоянно подозревавший окружавших в заговорах и интригах,[907]

фанатик и человеконенавистник, слабо владевший русским языком и проникнутый завистью к публицистическому таланту Троцкого, стал наилучшей для Сталина фигурой для недружелюбного наблюдения над опальным деятелем.

Пост председателя Реввоенсовета на недолгое время занял М. В. Фрунзе, однако всего через десять месяцев, в декабре 1925 года, он скончался в результате хирургической операции язвы желудка, которая с медицинской точки зрения не представлялась необходимой, но на которую Фрунзе пошел по решению Политбюро. Неприглядная и кровавая история завершилась тем, что пост руководителя военного ведомства оказался в руках К. Е. Ворошилова, близкого к Сталину еще по Царицыну и теперь продолжавшему послушно выполнять сталинскую волю.[908]

Сталин, однако, понимал, что борьба против Троцкого еще не завершена, и бывший наркомвоенмор будет при любом благоприятном случае искать новые подходы к разоблачению официального курса, что не исключено объединение с ним других групп, когда соотношение сил может оказаться неожиданным.

В архивном фонде Троцкого сохранился ряд документов, в основном заметок для памяти, относившихся к декабрю 1925 года, которые свидетельствуют, насколько критически, если не сказать презрительно, относился Троцкий к объявившейся «новой оппозиции», в то же время не исключая возможность блока с ней. Особенно любопытна запись от 9 декабря под заголовком «Блоке Зиновьевым (кдневнику)».[909]

Самое интересное здесь то, что заголовок не соответствовал содержанию: ни о каком блоке с Зиновьевым речь не шла. Создается впечатление, что в данном случае сработало подсознание. Троцкий анализировал позиции группы Зиновьева, поддержанной Каменевым, ее аргументацию, сущность того, что он назвал «аппаратной оппозицией против ЦК». Он раздумывал, следует ли идти на риск сближения с этой группой. Окончательного вывода он пока не сделал.[910]

Двадцать второго декабря 1925 года, уже во время заседаний партсъезда, Троцкий сделал для памяти заметку «О ленинградской оппозиции».[911] Он обратил внимание на то, что ораторы большинства характеризуют эту группу как продолжение оппозиции 1923–1924 годов. Не оспаривая термина «оппозиция» (видимо, он считал такого рода терминологическую спекуляцию мелочью), Лев Давидович признал, что сближение заключает в себе частицу истины. Какую же? Для себя самого Троцкий фиксировал «кулацкий уклон» в партруководстве, который он связывал с лозунгом «лицом к деревне», выдвижением идеи замкнутого национального хозяйства, то есть того, что Сталин назвал «социализмом в одной стране». Именно против такого курса выступали теперь «оппозиционеры». Он не переоценивал качеств Зиновьева, отмечая его «агитаторскую крикливость», «местническую заносчивость», но все же считал его выступления положительными фактами. Эти соображения свидетельствовали, что Троцкий, анализируя намечавшиеся тенденции, не был намерен свернуть борьбу против партийных аппаратчиков, искал, но пока не находил эффективные лозунги, видел пороки так называемой «новой оппозиции», но не исключал установления с ней контактов и союза.