Во всем остальном незнакомец был обычным мужчиной, на лице которого и на обнаженном теле густые колющие кусты оставили следы грязи и царапины. Кожа у него была светлая, в то время как у людей, его обнаруживших, она была коричневой.
Он испуганно прижимался к земле, как бы желая укрыться от солнечного света, трясясь от страха и истощения, а они вполголоса обсуждали его внешность.
Парт заглянула ему прямо в глаза, но не узрела в них ни искры выражения, свойственного человеку. Он был глух к их речи и не понимал их жестов.
— Глупый или не в своем уме, — подытожил общие впечатления Зоув. — И очень истощенный. Но это легко поправить.
С этими словами Кай и юный Дурро затащили волочившую ноги фигуру в дом. Там им вместе с Парт и Баки удалось накормить и помыть его, а потом уложить незнакомца на жесткое ложе, сделав укол снотворного в вену, чтобы тот не мог убежать из этого гостеприимного места.
— А может быть, он Синг? — спросила Парт у своего отца.
— А ты? Или я? Не будь наивной, моя дорогая, — ответил Зоув. — Если бы я мог ответить на этот твой вопрос, то смог бы тогда освободить Землю, но я надеюсь определить, безумен он или нет и откуда он к нам пришел. Кроме того, может быть мне удастся разгадать тайну его желтых глаз. Разве людей скрещивают с котами или соколами? Такого не было в былые дни до упадка человеческой цивилизации. Попроси Кретьян, чтобы она вышла на веранду, дочка.
Парт помогла своей слепой двоюродной сестре Кретьян подняться по лестнице на тенистый прохладный балкон, где спал незнакомец. Зоув и его сестра Карел, по прозвищу Баки, ждали их там. Оба сидели, поджав под себя ноги и выпрямив спины.
Баки гадала на своей раме с разноцветными зернами и пересекающимися алмазными струнами. Зоув вообще ничего не делал. Брат и сестра прожили бок о бок много лет и научились легко понимать друг друга. Их коричневые лица были насторожены и в то же время спокойны. Девочки сидели у их ног, не смея нарушить тишину. У Парт был красновато-коричневый цвет кожи и длинные черные волосы, пышные и блестящие. На ней ничего не было, кроме свободных серебристых штанов. Кретьян была чуть постарше, смуглая и хрупкая. Красная повязка прикрывала ее пустые глазницы и удерживала на затылке пышные волосы. Как и у ее матери, на ней была туника из искусно сотканной материи. Было жарко. Летний полдень буйствовал в саду под балконом и дальше — в холмистых просторах Поляны. Со всех сторон их окружал лес — с одной стороны он подходил вплотную к дому, отбрасывая тень своих ветвей на его стену. С других сторон он был так далеко, что казался окутанным голубоватой дымкой.
Четверо людей сидели молча. Все вместе и порознь, связанные друг с другом чем-то большим, чем слова.
— Янтарные зерна продолжают скатываться неизвестно куда, — сказала Баки.
Она улыбнулась и оставила свое занятие.
— Все твои зерна попадают куда-то в Простор, — сказал ей брат. — Это все скрытая мистика. Ты кончишь так же, как наша мать, с ее способностью видеть узоры в пустой рамке.
— Скрытая чепуха? — по лицу Баки пробежала гримаса. — Я никогда ничего не скрывала за всю свою жизнь.
— Кретьян, — обратился Зоув к племяннице. — У него шевельнулись веки. Он, наверное, сейчас в фазе сновидения.
Слепая девушка подошла поближе к ложу.
Она вытянула руки, и Зоув осторожно положил их на лоб незнакомца. Все молча прислушались. Но слышать сейчас могла только Кретьян.
Через некоторое время она подняла склоненную голову.
— Ничего, — сказала она как-то настороженно.
— Совсем ничего?
— Сплошной беспорядок. У него нет разума.
— Кретьян, давай я расскажу тебе, как он выглядит. Ноги у него когда-то были нормальные, руки натруженные. Сон и лекарства смягчили сейчас его лицо, но на лбу пролегли глубокие морщины — свидетельство работы ума.
— Как он выглядел, когда не спал?
— Он был испуган, — сказала Парт, — и смущен.
— Это, похоже, какой-нибудь пришелец, — сказал Зоув, — не землянин… Хотя, как это возможно в наше время? Может быть, он мыслит иначе, чем мы. Попробуй-ка еще разок, дочка, пока он еще видит сны.
— Я попробую, дядя. Но я совершенно не ощущаю наличия разума, никаких намеков на мысль. У детей может быть испуганное сознание, но здесь все много хуже — тьма и какая-то непонятная мне путаница.
— Что ж, тогда не нужно, — спокойно заметил Зоув. — Негоже разуму оставаться там, где нет другого разума.
— Его тьма похуже моей, — спокойно сказала девушка. — Смотрите, на его руке кольцо.
Она слегка прикоснулась к нему — из чувства жалости или безотчетной вины: ведь она подслушивала его мысли.
— Да, золотое кольцо без каких-либо отметин или украшений. Это единственное, что было на нем. И разум у него раздет так же, догола, как и его тело. И этот бедный зверь выходит к нам из лесу. Но кто же все-таки послал его к нам?