Лгунья

— Я заблудилась, – шептала я, прислушиваясь к нему. Оно меня как бы оправдывало, ибо означало, что моей вины здесь нет. Оно означало немыслимую свободу. И что самое приятное, оно подразумевало возможность быть найденной, когда эта свобода станет в тягость. Какой-нибудь добрый лесничий может найти меня спящей на постели из опавшей листвы, и принести в свой домик, и, укутав в одеяло, накормить хлебом с молоком… И все будут так рады найти меня – под «всеми» я подразумевала Тони, – что забудут спросить, что же, черт меня подери, я делала одна во французском лесу в двухстах милях [28]к югу от Парижа.

Я была погружена в эти фантазии, когда, пробираясь сквозь густые заросли ежевики, внезапно обнаружила, что стою на той самой просеке, с которой вначале сошла. От машины я удалилась всего ярдов [29]на пятьдесят. Трудно сказать, обрадовало меня открытие, что я ходила по кругу, или разочаровало. Крис все еще спала, рот ее был приоткрыт, и на подбородке блестел тонкий серебристый след слюны.

— О господи, – дернулась она, внезапно проснувшись. Она недоуменно мигала, вспоминая, кто я такая. На какой-то миг она здорово перепугалась. – О господи. Сколько сейчас времени?

— Без пяти семь.

— Черт.

Машина, пятясь, выкатила на шоссе, и мы заехали в ближайший городок перекусить. Крис остановилась у здания, перед которым были припаркованы грузовики. Я сначала подумала, что это гараж, но сбоку прилепилась не внушающая особого доверия забегаловка Релэ Рутье. Крис вошла туда так, будто заходила в подобные места каждый день, всю жизнь, будто она здесь хозяйка, и я последовала за ней. Все головы повернулись к нам. Внутри было полно народу – в основном шоферы, сидящие за длинным, покрытым клеенкой столом. Я никогда раньше не заходила в такие заведения. Мы с Тони посещали рестораны с названиями вроде «Ле Лион Д'Ор», со свечами на столиках и с красными клетчатыми шторами на окнах, со всем тем, что Тони называл «местным колоритом».

— Ну что, годится? – спросила Крис.

Она уселась и принялась вертеть в руках солонку, оглядывая зал.

— Годится, – ответила я. Почему бы и нет? Теперь все в ее руках. Пока мы не добрались до Фижака, я всецело покоряюсь ее воле. Я намерена просто наблюдать и бездействовать, и будь что будет.

Крис заказала два ликера.

— Выпей, – сказала она, – тебе пойдет на пользу, – и добавила воды в мой стакан. Жидкость стала мутной. Мне нравилось, что она все решает за меня, от этого я чувствовала себя в полной безопасности и выпила, хотя не выношу запаха аниса, и голова у меня мгновенно стала легкой–легкой, словно я смотрю на мир через стекло.

Ликер мы запивали pichet [30]красного вина. «Vin compris» [31]– говорилось в покрытой пятнами картонке, на которой неразборчивым, корявым почерком были написаны по–французски названия блюд. Стало жарко. Мне начинала нравиться насыщенная парами атмосфера забегаловки: нравилось, как от стола к столу в огромной кастрюле носят суп, нравился гул мужских голосов, шум кофеварки, звяканье стаканов, смех. Мне нравилось быть с Крис. После салата из сырых овощей и супа мы отведали кролика в горчичном соусе. Крис заказала еще один pichet вина. Она все подливала и подливала в стаканы.

Вскоре меня уже смешило любое сказанное слово. Помнится, я без конца хохотала. Время от времени у меня возникало смутное воспоминание о чем-то, что я знала, но предпочла забыть, но я не позволяла этой мысли вырасти настолько, чтобы ее можно было узнать. Стоило ей только шевельнуться, как я делала очередной глоток вина и пресекала ее на корню. Кто-то включил музыкальный автомат. Меня переполняло ощущение счастья.

— Понимаешь, я никогда не бывала в подобных местах, – объясняла я Крис. Только в ее присутствии я могла на это решиться.

— Ты без конца это повторяешь, – сказала она, – никогда не делала то, никогда не делала сё.

— Потому что это правда, – я откинулась на спинку стула и с интересом оглядывала ресторанчик. Я была как бы под защитой – во власти полнейшего безволия. Вся ответственность лежала на плечах Крис, не на моих. Она за все в ответе. – Я бы ни за что не отважилась зайти сюда одна.

Когда мы уговорили половину второго pichet, у меня мелькнула мысль: неужели она после этого намеревается вести машину, но едва я собралась задать этот вопрос, как она снова наполнила мой стакан.

— Ой, нет, – сказала я. – Хватит. Серьезно. – Но сказала не всерьез, и она это поняла. Мы улыбнулись друг другу.

— Так ты, значит, бросила мужа? – спросила она.

— Да, – ответила я. У меня щеки болели от постоянного усилия сдержать смех. Я старалась не смеяться, хотя бы пока она намеренно не скажет что-нибудь смешное. Мне казалось, что хохот без причины – это явный признак того, что я пьяна. Или безумна. Или и то, и другое. – Да. На улице Франциска Первого.

— На улице Франциска Первого? – удивленно повторила она. – И что же, он до сих пор там?

Слезы катились у меня по лицу. Молодое вино било в нос.

— Не знаю, – пробормотала я, почти в истерике от хохота. – Не знаю.

Посетители оборачивались к нам, глаза удивленные, рты открыты.