Лягушачий король

– Дозвониться до них не получилось, они открываются только в двенадцать, – продолжал Макар. – Во всяком случае, подъезд, где было совершено убийство, просматривается от входа в кафе, если верить тексту книги, – а я полагаю, ему следует верить. Думаю, это соседний дом. На карте видно, что кафе занимает отдельно стоящее небольшое строение. Надо узнать, когда и как долго перед «Зурной» работал зазывала. Таким образом, получим, какой срок нужно отсчитать от двенадцатого июня. Тут проще, чем со старухой: район-то известен. Вряд ли много мужчин среднего возраста были найдены убитыми в каком-то из ближайших подъездов. Это из ряда вон выходящее событие. Может быть, о нем помнят даже сотрудники кафе. А если они не сэкономили на видеонаблюдении…

Он задумался, оборвав фразу на полуслове.

Истрик не стал это комментировать. Он с той же молчаливой деловитостью записал выкладки Илюшина и позвонил.

Макар не вслушивался в разговоры следователя. Он мысленно шел за убийцей: две тысячи десятый, две тысячи тринадцатый, две тысячи восемнадцатый… А затем – два убийства подряд в сентябре. «И это только те, о которых нам известно. Надо опросить двух бородатых дятлов из издательства. Если наш Бездарь решит, что они могут что-то знать о нем от юриста, он им шеи свернет и не задумается».

– Почему Бездарь?

Истрик, держа телефон возле уха, вопросительно уставился на Макара. Илюшин понял, что последнюю фразу произнес вслух.

– Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть. А этот так мечтал написать книгу, что согласился передать свои бесценные воспоминания в чужие руки. Кстати, Алексей Борисович: вы изъяли компьютер и записи Юренцова? В них должна быть вся переписка с заказчиком.

Следователь смерил Макара долгим взглядом, который мог означать что угодно.

– И сотрудников издательства опросите, – быстро добавил Илюшин.

На этот раз Истрик даже не посмотрел на него.

Закончив очередной отрывистый разговор, из которого Макар, погруженный в свои размышления, мало что уловил, он, наконец, обратился к сыщику.

– Меня, Макар Андреевич, печалит, что вы держите нас за кретинов. На то, чтобы прошерстить архивы, уйдет некоторое время. Я наберу вас, когда будут результаты.

Выйдя на улицу, Макар позвонил напарнику и вкратце пересказал ему итоги встречи со следователем.

– Надеюсь, ты не ляпнул при нем свое любимое «отнюдь»? – поинтересовался Бабкин.

– Прекрасное слово, – возразил Илюшин, который не помнил, ляпал ли он «отнюдь» или уберег Господь.

– Не в разговорах с сотрудниками органов внутренних дел, – отрезал Сергей. – Не советую бесить Истрика. Про него ходят слухи, что он тихий злопамятный хрен. К тому же ты ему обязан! Другой на его месте не подпустил бы тебя к расследованию и на пушечный выстрел.

– Истрик полюбил меня всей душой. Но я тебе не поэтому звоню… Мне нужна вдова.

Повисла пауза.

– Допустим, вдовство твоей жены я могу гарантировать, – сказал наконец Бабкин. – Только тебе сначала нужно жениться. Или ты хочешь найти готовую, как Бендер?

– Вдова Льва Котляра. Пока следствие начнет шевелиться, уйдет время, а я хочу поговорить с ней по горячим следам.

– Каламбурчики у тебя… – осуждающе буркнул Сергей. – Ладно, жди.

Макар прикинул, не вернуться ли ему домой. Вряд ли в ближайшее время стоило ожидать от Истрика результатов поиска в архивах. Илюшин даже не был уверен, что следователь станет этим заниматься.

Он незаметно оказался на длинной аллее, поросшей старыми липами. Выбрал скамейку почище и сел. Солнце пробивалось сквозь листву. Липы желтели неравномерно: пятнами, подпалинами.

Мимо проехал мальчишка-подросток на роликовых коньках. За ним размеренно скакал бородатый терьер с ответственным хмурым лицом.

Один из рассказов Юренцова и Капишниковой был о собаках, взявших на планете власть в свои лапы. Забавный вышел текст. В нем фигурировал плакат, с которым собаки выходили на митинги: «Нет мировой гегемонии котов!»

– Есть мировая гегемония котов, – вслух сказал Макар.

Он зажмурился от солнечных лучей, падавших сквозь дрожащий шатер листвы.

«Убийца не бездарь. Напрасно я обозвал его. Он хроникер. Его скрупулезность в описании событий делает ему честь. Интересно, сразу ли он вел записи, или его память сохранила все подробности преступлений?

Нужен психолог-криминалист. Елки, как же нужен хороший психолог-криминалист! Ни мне, ни Истрику не под силу составить психологический профиль Хроникера. Мы имеем дело с довольно редким типом преступника. Не потому, что он решил увековечить свои убийства в книге, – на это осмеливался не он один. Взять хоть “Гейнсвиллского потрошителя” Дэнни Роллинга с его “Создавая серийного убийцу”… Дональд Гаскинс, законченный выродок, убивший больше ста человек, наговаривал для журналиста на диктофон свои мемуары. Все они полагали, что совершали нечто выдающееся.

Но Хроникер замаскировал свои воспоминания. Значит, книга нужна была для чего-то другого. Она была написана не раскаявшимся преступником, не ублюдком вроде Гаскинса, который упивался содеянным… За ее созданием стоял иной мотив.