– Зато я знаю, – сказала Дубровская, решительно беря инициативу в свои руки. Еще немного, и ей придется просить банку и сцеживать туда молоко. – Если ты откажешься от подписи, следователь этот факт отразит в протоколе, и чуда все равно не произойдет. Подписывать или не подписывать – это твое право. Делай как хочешь. Я бы на твоем месте подписала.
– Да. Но только вы на своем месте! – с укоризной бросила Ева.
– Да, но только я являюсь адвокатом и имею право давать тебе советы. Следовать или не следовать им – твое дело. Я же не призываю тебя признать вину, которую ты за собой не чувствуешь. Именно я попросила указать в протоколе то, что ты вину не признаешь. Ты не забыла?
– Нет. Значит, думаете, стоит подписать?
– Конечно.
– А что будет, если я не подпишу?
Дубровская вздохнула и пустилась в долгие объяснения. Для пущей достоверности она показала Еве статью в процессуальном кодексе, после чего устало смахнула с лица челку. Следователь демонстрировал полное безразличие. Он пускал кольца дыма в открытое окно, но запах сигарет уже давно наполнил кабинет. У Дубровской разболелась голова.
Ева неохотно, словно делая адвокату одолжение, подписала протокол…
Когда Дубровская вышла на крыльцо следственного комитета, было что-то около шести. Улицы были заполнены транспортом. После рабочего дня люди спешили по домам или за город. По всей видимости, домой Лиза могла попасть не скоро. А ведь рядом с ней была еще измученная ожиданием Лида, у которой имелся миллион вопросов.
– Мне нужно домой, – решительно проговорила Дубровская. – Если хотите, поговорим по дороге.
Лида кивнула головой. Она была готова на все, только бы узнать, как обстоят дела у Евы и что делала Дубровская в кабинете следователя. Она пробыла там целую вечность, но вышла одна, без Евы. Непутевую дочь, со сложенными за спиной руками, провели позже, и все, что смогла сделать Лида, так это только крикнуть: «Как ты, милая?» Строгий голос ответил за Еву: «Не положено, гражданочка. Не нарушайте порядок!»
Они торопливо шли к стоянке, где Дубровская оставила свою машину. Тротуары раскалились от жары, и в воздухе стоял запах горячего асфальта и автомобильных выхлопов. К негодованию Дубровской, ее автомобиль оказался намертво заблокирован «Окой» желтого цвета.
– Ах ты, черт! – воскликнула она, едва не плача. – Когда я теперь попаду домой?
– Лизавета Германовна, рабочий день кончился. Стало быть, сейчас эта раззява появится, – увещевала хозяйку Лида, чувствуя себя виноватой. Ольга Сергеевна не преминет поставить ей в вину позднее возвращение Елизаветы. Потеря работы была бы для нее сейчас катастрофой. Ей нужны деньги на адвоката и на передачи дочери. Но больше всего ее сейчас тревожила неопределенность. Как дела у Евы? Вряд ли хорошо, судя по мрачному взгляду адвоката и неприветливости следователя.
Женщины были уверены, что желтый автомобиль принадлежит какой-нибудь легкомысленной девице. Но когда двадцать минут спустя рядом с ними нарисовался худенький, как глиста, очкастый паренек, они, конечно, удивились, но не настолько, чтобы забыть задать ему трепку.
– Что, глаза дома забыл? – напустилась на него Лида. – Как не совестно? Закрыл людям проезд, и хоть бы хны!
– Нужно уважать других! – заметила Дубровская, сетуя про себя на то, что слишком хорошо воспитана для того, чтобы прямо сказать нахалу все, что о нем думает. Она уже дымилась от нетерпения!
– Елизавета Германовна, – вдруг обрадовался хозяин желтой «козявки». – Вы меня не узнаете? Как я вас давно не видел!
Гневная тирада Дубровской так и застряла в горле. Перед ней стоял Вася Кротов, ее давний знакомый. Они вместе когда-то поступали в аспирантуру, только он довел дело до конца и даже защитил диссертацию. А Лиза бросила затею, к великому неудовольствию своей матери, и занялась практической работой. Вася был тремя годами моложе ее, выглядел и вовсе как двадцатилетний паренек, но являлся уже кандидатом юридических наук и членом всяческих научных обществ.
– Здравствуй, Вася. Как живешь? – спросила Дубровская, заметно нервничая. Правила хорошего тона предписывали ей перекинуться со знакомым хотя бы парой фраз. Тем более что он, похоже, был рад встрече.
– Неплохо. Кстати, я стал адвокатом.
– А-а… Вот как! Ну, что же, поздравляю, – голос Дубровской дрожал от воодушевления. – Значит, мы теперь коллеги.
– Да. Пытаюсь, так сказать, использовать свой теоретический опыт в практической деятельности, – скромно отозвался Вася, блеснув стеклами очков. У него был типичный вид отличника, как любят сейчас говорить, эдакого ботаника: прилизанная челка, мешковатый костюм и толстая оправа очков. – Ты знаешь, я набираю материал для докторской диссертации.
– Ого! Молодец, – воскликнула Дубровская, некстати вспомнив о своей незаконченной работе, пылившейся где-то на антресолях. А еще вспомнила о детях, не получавших грудного молока уже три кормления. – Извини, Вася, но мне нужно бежать, – с виноватой улыбкой произнесла Лиза. – Я очень опаздываю.
– О да! Прости, пожалуйста. Я тебя задержал, – спохватился молодой адвокат. – Возьми, кстати, мою визитную карточку.