И все же я решил оставить все как есть и больше не пытаться увидеться с Алей. Мне было хорошо с ней, может, это была единственная женщина, созданная для меня, но что я мог ей дать? Я, побывавший на войне, мучимый невыносимыми головными болями, от которых иногда орал и катался по полу, страдающий от перепадов настроения, дважды женатый и разведенный ( в первом случае брак продлился месяц, а во втором - десять дней), часто и подолгу лежащий в госпитале и всегда подозревавший, что в следующий раз загремлю в дурку? И это был еще далеко не полный список моей личной славы. А с Алей... Ну что ж, бывает и так: хотели как лучше, а вспотели как всегда.
Когда меня демобилизовали и я понял, что серьезно болен, то возненавидел все и всех: гребаную власть, которая меня туда послала, гребаную школу, которая все годы учебы внушала, что в жизни для меня все дороги открыты, что человек - это звучит гордо, что я - хозяин своей судьбы... И еще большую кучу всякого ненужного дерьма. И никто не сказал, что я - ничто, пыль на дороге, игрушка в чужих руках, что можно безнаказанно послать неизвестно зачем на смерть старлея и многих других, а оставшихся в живых сделать калеками...
Я сходил от этих мыслей с ума, я не хотел быть быдлом, тем, кого можно послать на убой... Я много чего не хотел... Позже, в госпитале, познакомился с такими же ребятами и получил предложение, от которого не захотел отказаться. Я был рад сам принять решение, и неважно, каким оно было, правильным или нет. Я сам...
По отношению к Але чувствовал я себя, конечно, последним скотом, но откуда же мне было знать, что все так серьезно обернется и для нее, и для меня? Но это уже в прошлом. Я мысленно провел черту между ней и мной, как учил меня когда-то старый врач-еврей, крупный специалист госпиталя по вправлению мозгов. Теперь мы были с ней по разные стороны жизни. Все закончилось. Жаль ее, конечно, но я не обещал ей ничего. Стоп, сказал я себе, стоп, не надо жалости. Я не могу ее взять в свою жизнь, и точка. Для ее же блага, разумеется...
Обшарив все карманы, не нашел сигарет, кончились. Может, и были на кухне, но я туда не хотел заходить. Сука Ирина за целый день не смогла навести там порядок. Или не захотела. Но это мне было до лампочки. Она меня никогда не интересовала, разве лишь иногда, со скуки. Спеси - много, а толку - чуть, слишком уж старательна, как барщину отрабатывает, честное слово.
Надо было идти в магазин, но прежде - побриться. Видимо, я все еще был не в себе, потому что сделал то, чего не делал уже давно - порезался. От вида крови на лице я побледнел и, чтобы не грохнуться, поторопился осторожно лечь на пол, подогнув колени к подбородку. Ох ...
Я снова был далеко отсюда и переживал ужас того момента, когда очнулся и почувствовал, что весь в крови: и лицо, и руки... Откуда-то я знал, что это кровь. Очень медленно и с большим трудом смог ощупать свою голову, приоткрыть глаза и посмотреть на руки. Они и вправду были в крови, как, видимо, и лицо, но я не был ранен. Тогда я осторожно повернул голову вправо. Старлей лежал рядом на спине, а вместо лица у него было сплошное месиво. С тех пор я с большим трудом стал переносить вид крови, а на себе - особенно.
Так мы и лежали рядом. Долго, молча, без обычного зубоскальства. Лежали, пока нас не нашли свои. Я еще не знал, что тоже не выйду отсюда невредимым.
Отчего-то вспомнилось, как в самом начале, когда стало ясно, что мы напоролись на засаду, старлей, уже лежа на земле, перекрестился со словами:
- Господи, помоги!
Я видел много смертей, но в такой близости - первый раз. Еще после увиденной первой задумался над тем, почему же так происходит, что одним Бог помогает, а другим нет? И, чтобы не надеяться понапрасну, сказал Богу:
- Господи, я знаю, что ты есть, но никогда ни о чем тебя просить не буду, потому что ты слышишь так много просьб, что не успеваешь всем помочь. Я это понимаю, Господи, поэтому и не обижаюсь.
Так я решил свои отношения с Богом, я его и вправду с тех пор ни разу не побеспокоил.
Эй, старлей, когда ты уже оставишь меня в покое?
Дурнота постепенно прошла. Я осторожно сел, а потом и встал, и, хотя руки еще заметно дрожали, смыв кровь, заставил себя добриться. Магазин находился через дорогу. Тот самый, в который Аля почему-то не любила ходить.
На свой третий этаж я поднимался медленно. У двери Али стояла Ивановна и о чем-то размышляла. Я никогда не разговаривал с ней кроме единственного раза, когда просил ее заняться моим хозяйством, деньги предпочитал оставлять на столе. Но сегодня я явно был не в себе, потому что спросил, что случилось. Оказывается, она собралась к мужу Али, который жил рядом, в доме с магазином, но боялась, что Аля этого не одобрит.
- К какому мужу? Где живет? - я ничего не понимал.