Читаем Личные истины полностью

Неизбежен, однако, вопрос: в чем же положительная цель? К чему можно стремиться? Не имея никакого желания измышлять еще одно «идеальное государство», я всё-таки кое-что скажу об этом. Во-первых, твердое существование человека на земле (насколько оно вообще возможно) основывается только на твердых ценностях и духовных авторитетах. Господствующая мысль современного мира: «Чтобы выше меня никого не было!» сама по себе разрушительна. Во-вторых, признание авторитетов в области духа влечет за собой и признание неравенства людей в обществе, которое является злом лишь настолько, насколько оно перестает выражать неравенство в развитии, способностях и образованности. Идея «неотъемлемых прав», признаваемых вне связи с действительными достоинствами личности, есть злостное заблуждение, смешение этики и политики. Всякая личность заслуживает известного уважения, но

ровно настолько свободы действий, насколько она умеет собой управлять. Последовательное проведение демократических взглядов в этой области делает невозможными и брак, и воспитание детей, и вообще всякую совместную жизнь. Не нужно, я думаю, особенно обосновывать ту мысль, что свобода внешняя может даваться только в меру свободы внутренней, т. е. способности обладать собой. Словом, это желательное общество будущего должно быть обществом умной, ограниченной свободы, и самым трудным для него, если оно когда-нибудь установится, будет сохранить равновесие между поглощением одним авторитетом всех остальных (тогда мы увидим нового Кесаря) и уничтожением авторитетов вообще (к чему стремится демократия со своими эволюционными и атеистическими верованиями). Это очень узкий путь, но только на нем можно создать новую культуру на место полученной нами от Средневековья и уже обветшалой. Демократия на создание какой бы то ни было культуры неспособна, и не стоит от нее этого ожидать.

***

Любопытно, что нынешние растлители человечества – самые грубые, самые топорные. Речь не идет о каких-то тонких соблазнах, о пороках, страстях… Проповедуемое снижение нравственного уровня даже пороком назвать нельзя. Обращаются непосредственно к самым грубым вожделениям, к силе и похоти; понятия соблазна и порока отброшены, как слишком тонко-духовные, вместо них один призыв: «Будьте как звери!» Церковь, говорят, смиряла народы, внушив им покорность перед Вечным Законом. Насколько же более покорны будут народы, приведенные к состоянию трудолюбивых зверей: днем труд, ночью случка, и огоньки безмысленных удовольствий в кромешной тьме.

***

«Неважно, что мы думаем; неважно, что говорят религия и совесть – лишь бы удовольствие не оскудевало», говорит современная психология. Но что-то мне мешает поверить. В себе самом я нахожу упорное нежелание согласиться… Что бы ни говорили, совокупность удовольствий не составляет счастья, напротив – потерянность, смятение, нравственный упадок. Никакие внешние блага не могут нас избавить от нравственной оценки вещей. И надо заметить, что нравственный порядок и порядок нашего физического существования не поддаются ни согласованию, ни разделению. Между желаемым и делаемым всегда остается зазор, даже и до противоположности. «Что делаю, того не хочу; чего хочу, того не делаю». И всё это помимо нашей воли, самим ходом вещей. Нравственная оценка поступков существует совершенно независимо от того, насколько они нам желательны или неприятны. И делая, и не делая, нельзя – при достаточном развитии души – уклониться от суда и оценки. Мнение общества, стыд чужих взглядов маловажны перед этими внутренними трениями в самой душе, для которой нравственный смысл факта значит больше, чем сам факт. Достоевский в «Братьях Карамазовых» достиг великой силы изображения противоположностей, при которой и зло теряет свое жало рядом с чистотой и добром… однако подспудно, глубже гармонии и примирения, видимая в речах старца Зосимы – он-то о ней знает, – пролегает трещина в собственной душе Достоевского: зазор между «делаю» и «хочу». Если бы в душе того, кто написал «Карамазовых», не было этого зазора, не было бы и романа, и пленяющих образов добра в нем. Если бы Достоевский не мучился внутренним разрывом, мы бы не услышали от него о гармонии. И всё в мире так!

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука