Читаем Личные истины полностью

Как было бы хорошо – совсем несбыточная мечта! – воспитать хоть сколько-нибудь людей в духе если не отвращения к мощи, то хотя бы глубокого недоверия к ней. В чем мы более всего нуждаемся, так это в том, чтобы внушить человеку сомнение в ценности силы, научить видеть в силе не цель, но средство, причем не всегда нравственно оправданное. На деле всё прямо противоположно: мы уверовали не только в то, что правота дается силой, но в то, что

сила и есть правота. Глупые, невоспитанные дети думают, что сила разрешает споры; мы хуже их: мы думаем, что могущество является самодостаточной ценностью и мерилом и источником всяких истин. Если бы заронить в людях подозрение ко всякой мощи и умение спрашивать: «чем повредил мне этот успех? чем заплатил я за свою победу? что у меня отняла моя сила?» А ведь эти вопросы так естественны! Однако пока что распространен предрассудок, будто сила дается даром и невозбранно, что наслаждение будет вечно и что расплачиваться за него не придется никогда.

***

Мы живем в эпоху, когда Запад с напряженным и живым любопытством готовится к концу, причем принять этот конец думает то от мстительного мусульманина, то от болезни, то от камня с небес… Что-то удивительное в этих похоронных приготовлениях посреди криков о могуществе и процветании человечества (под коим обычно подразумевается население пяти-шести государств христианского мира). Воздух дрожит от трубного звона: «Мы сильны, и завтра станем еще сильнее!», однако вместо всеобщего счастья, какого следовало бы ожидать, мы видим всеобщее беспокойство

, а еще более – готовность верить только дурным предсказаниям. Складывается такое впечатление, будто западный человек разделился сам в себе, и его светлая и темная половины видят совершенно разные вещи. Там, на дневной стороне, всё благополучно: приобретение следует за приобретением, сила громоздится на силу, а ночная сторона жаждет ужасов, готова к ужасам, видит ужасы под блестящей поверхностью дня… Дневной человек идет по пути накопления земных богатств, ведущему в никуда; ночной как будто уже прошел этот путь и достиг своего «ничто». Общество, которое всякую нравственную, шире говоря – духовную жизнь объявило «болезнью» и тем лишило ее остроты, само страдает тяжкой душевной болезнью. Его ночная половина знает тайну, которая могла бы лишить покоя дневную… Не случайны же все эти мечты о разрушении, гибели, ужасах посреди видимого благополучия. Западный человек охвачен тяжелым сном и хочет проснуться, но проснуться ему не дают, и раздвоение заходит всё дальше.

***

Либо считать взрослыми и сознательными гражданами всех, либо только

некоторых и в разной степени, либо никого. Что ни говори, блестящими в культурном отношении бывают только эпохи, соответствующие второму правилу – ограниченной свободы
. Нельзя доказать, что полная и последовательная демократия может быть хорошей культурной почвой. Всё, что угодно, но только не это! Демократия отказывается от идеи «господ» (хотя оставляет право господствовать денежным мешкам) не только в политическом смысле, но и в духовном. В области духа и нравственности такие господа суть ценности. «Демократические ценности» – это ведь просто шутка, неудачный набор слов. Демократия, как и ее опорный камень – равенство, является сугубо отрицательной идеей, в основном выражаемой словами: «Никого выше нас!» Она хочет, чтобы известных вещей (неравенства лиц, обязательного нравственного авторитета…) не было, но сверх этого отрицательного списка ни к чему не стремится. Могут возразить: а как же благосостояние, которые мы наблюдаем в самых убежденно-демократических странах, разве оно не цель? На это я скажу, что называть благосостояние «целью» значит либо подменять понятия, либо вводить весьма приниженное представление о целях. Благосостояние, как и некоторые другие прекрасные вещи, вроде покоя и свободы, есть только средство или условие для чего-то большего, чем они сами. Если же мы объявим, скажем, послеобеденную сытость и сонливость самодостаточными немеркнущими ценностями, то прощай, человечество! Твоя история закончилась. Благосостояние, взятое не как условие, но как цель – это бездна, в которую уходят стремления и ценности, это непрестанное алкание большего без возможности удовлетворения… Именно это мы и видим в странах, вполне и без остатка предавшихся демократии. Собственно говоря, не стоило бы тратить стрел на эту мишень, если бы эти баснословные «демократические ценности», иначе сказать – ценности потребления, не насаждались теперь и в России. Факт таков: демократия враждебна каким бы то ни было ценностям, не имеет ценностей и не может быть нашей целью, разве только нас устраивает человечество, низведенное до уровня конного завода.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука