Читаем Личные истины полностью

Когда современность говорит о «критическом мышлении», она имеет в виду не критику, т. е. взвешивание и проверку, но

отвержение целых классов понятий – семьи, совести, государства, религии и т. п. Под «критиком» неизменно понимается отрицатель; под мышлением  – отрицание; не удивительно, что признаком предельной последовательности на этом пути становится отрицание всего сущего и провозглашение чистого Ничто как единственного смысла и содержания жизни. «Критичнее» быть уже некуда. Если обычно уму свойственно упражнять свою силу в создании всё более точных понятий, то нынешний ум – или, скорее, его местоблюститель – находит удовольствие в отказе от выработки понятий вообще, как излишней роскоши, и переходит к «беспристрастному наблюдению фактов». Дальнейший его путь известен. Освобожденный от пут систематического мышления и, в не меньшей степени, пут совести – он становится помощником, а потом и слугой чуждых ему сил. Я не случайно сказал о «систематическом мышлении» как чем-то оставленном. Наука наших дней, при всей огромности ее здания, от цельной системы предельно далека. Лучшее доказательство – ее взгляд на всю область человеческого как на какое-то досадное исключение из так хорошо разработанной «системы мертвой природы». Человеческое оказывается ненужным наростом на теле мертвого мира, чем-то излишним и довольно отталкивающим; причудливым уродством. Рационально ведь (вот где корень!) только мертвое.
Все новейшие, начиная с французской революции, попытки перестроить жизнь человечества на «разумных основаниях» были в существе своем попытками ее умертвить. Умертвить и сделать предсказуемой, а следовательно, управляемой – весь смысл рационального взгляда на вещи именно в предсказуемости и управляемости рассматриваемым таким образом вещей, в основании рационализма лежит жажда власти, а иначе кто бы стал и огород городить? Что можно предсказать – то разумно; чего нельзя предсказать – то неразумно, иррационально, ненужно, случайно… словом, пользы не представляет и исследованию не подлежит. Почему разум так поступает? Боюсь, придется сказать вместе с Львом Шестовым: потому, что в основе «разумности» лежит страх перед непонятным, непредсказуемым и живым, перед тем, чем нельзя управлять…

***

Совершенно верно говорил Розанов, что «в Элладе не было школ – вместо них была литература», т. е. что обычное широкое чтение больше дает для приобретения культуры, чем школа и университет, которые служат совсем иному идеалу – идеалу «специалиста». Чтобы признать правоту Розанова, нужно отказаться от этого идеала и восстановить другой: идеал цельной личности, но цельная личность имеет, с точки зрения современности, тот огромный недостаток, что, будучи способна прославить отечество как в бою, так и в совете, ни для чего не может быть средством

. А в этом «быть средством» и заключена основная идея современного общества, в котором множество ущербностей-»специалистов» объединяются в общем труде ради отвлеченного целого, никто не работает для себя и никто – по-настоящему – не получает удовлетворения от работы… Наше «просвещение» разменялось на известное количество технических знаний, сообщаемых массам – культурой, а нередко даже простой грамотностью, тут и не пахнет. Культура ведь подразумевает не только усвоение известного запаса знаний, но и общую обработанность личности. Это самоочевидно, но почти забыто. Личность – с точки зрения культурного развития – есть только сырье, которое рядом целенаправленных усилий может быть переработано в нечто высшее: за счет отсечения ненужного, подавления дурного, поощрения хорошего и прививания лучшего. В своей последней точке идеал культуры почти смыкается с идеалом религии. Поэтому никогда не следует обманываться поверхностными определениями культуры как «суммы знаний» или, еще того хуже, привычек. Культура есть труд; не обладаемое, но искомое – по меньшей мере, для каждой отдельной личности. С механическим усвоением суммы знаний она имеет мало общего.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука