Личный враг Бонапарта

Кто придумал? Александр Христофорович не считал нужным церемониться с теми, кто доброго обращения не понимает.

Ему понравилось, как немцы управились с этими землями после раздела. Дороги не разваливаются, деревянных домов нет – все камень. Он нарочно расспросил и был удивлен попечительностью прусского короля. С виду тюфяк тюфяком. Но оказалось… Кассы взаимопомощи, казенные деньги на строительство крестьянских усадеб, правильный севооборот. Живи-радуйся. Но чужие благодеяния вставали у поляков костью в горле. Страна казалась ладно скроенной, но некрепко сшитой. Было заметно, что она уже расползается под пальцами. Дырявые руки. Бездонные карманы. У проезжающих вымогали деньги – просто чтобы чиновник отвязался. Знакомое домашнее бедствие! Шурка этого терпеть не мог и в душе ворчал, что разумному королю за свое же хорошее надавали по рукам!

На пару дней посольство остановилось в Лазанках. Бывший замок последнего короля. Славу здешних мест составляли бани. Вот где жизнь протекала легко и счастливо! Ни дерева, ни веников. Чугунные ванны на ножках, выстланные чистыми холстами. Резервуары с кипятком. Краны подают воду прямо из Вислы. В каждом покое полотенца, мыло, гребенка…

Европа.

Полковник особенно остро почувствовал это, когда опустил свои затекшие от сидения в карете чресла в парную воду и, зажмурив глаза, погрузился с головой. Вынырнул он уже другим человеком. А хорошо вот так жить, ни о чем не печалясь! Гладить полотенца, греть воду. И всякое лихо пропускать мимо себя, чисто вымытым. Благодарным.

В Лазанках его нашла Яна. Не в банях, конечно. Во дворце. Полковник занимал небольшой угловой кабинет с китайскими картинками на стенах. Вечером он разбирал почту. Свеча ярко отражалась в лаковых панелях, создавая целую цепь других, расплывчатых комнат, где сгорбленный над столом офицер шуршал бумагами.

Внезапно постучали. Полковник решил, что вернулся денщик. Своим нынешним Александр Христофорович был недоволен – пьет и плохо следит за платьем. Только собирался встать и выбранить мерзавца, как двери распахнулись.

На пороге – длинный плащ с капюшоном. «Досточтимый призрак, приношу нижайшие извинения за то, что осмелился потревожить избранные вами покои. Мое пребывание здесь временно. Уже завтра мы уедем…»

Хохот был ответом. Тонкие, обнаженные до локтей руки откинули капюшон, и уже в следующую секунду маленькая принцесса переступила порог. Схватила любовника за плечи. Приблизила румяное смеющееся лицо к его удивленной физиономии.

– Я из Варшавы. Я не могла не приехать. Скоро вы пересечете границу, и Бог знает, когда еще…

Он наклонился и закрыл ей рот поцелуем. Даже отвечая, губы Яны продолжали смеяться. А язык забавно скользил по его зубам. «Выше или ниже, девочка, кость бесчувственна!» Он сам поймал кончик ее языка и втянул в себя, как глотают воздух из сдуваемого мяча.

«Яна, ты ничему не учишься! Где твой муж?»

Но пани, очевидно, было не до мужа. Не до всех. Она взвизгнула от удовольствия, расстегнула плащ и подпрыгнула, обвив его вокруг бедер ногами. Шурка понял, что соскучился, что Яне пришла в голову хорошая мысль повидаться напоследок, что…

Ее руки уже стягивали с него рубашку. А его рыскали по холмам Эдема в поисках запретных наслаждений. Но графиня не могла долго висеть. Поэтому Бенкендорфу пришлось оставить сады Гесперид с их золотыми яблоками и подхватить ее под зад.

Новое удовольствие – мять подушки и воображать, будто твоя возлюбленная из пуха. Но у Яны все было маленькое. Ягодицы – кулачки. Груди – фигушки. Ее мускулистая плоть открылась навстречу ему, как открываются ладони, только что поймавшие бабочку. И снова схлопнулась.

Раз, два, три!

«Мадам, вы меня измучили. Я путешественник, уставший с дороги». – «И принявший ванну».

Четыре, пять… тридцать.

Он спекся. Но дама была не в обиде. Кажется, муж держал ее на голодном пайке. Дорого бы Шурка дал, чтобы посмотреть на этого остолопа! Скоро тот начнет замечать, что жена сыта? Перестала следить за ним требовательным взглядом? Ведет себя с подозрительным дружелюбием? Сколько мужчине нужно времени, чтобы обеспокоиться?

– Мой супруг в столице, – Яна сидела на столе, разметав ладонями его неоконченные письма. – Если тебе, конечно, интересно.

Александр Христофорович кивнул. Выслушать даму после удовольствий – почетная обязанность любовника. Только англичане засыпают сразу. Мужланы! Если женщина довольна, беспечно пожалуется на мужа: мол ты не такой. Если ей не понравилось, будет обескураженно молчать и ерзать.

У него не молчали! Шурка рассматривал их болтовню как налог на любовь. Одна польская швея рассказывала, как кроить рубашки по новой парижской моде. Заодно узнал, что воротничок-парус нужно перетягивать только черным галстуком, остальные цвета давно преданы анафеме.

– Он догадывается?

– Он меня не видит.

«Скоро увидит. Мы все собственники. А когда у тебя воруют…»

– Я подбиваю его ехать в Париж. Но он терпеть не может Наполеона.

«У нас много общего».

– Не признает гения! Не восхищается! Уже и его родные, и моя тетя там…

– Скажи, что поедешь сама.

– Но он не отпустит.