Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

«Должно, леший балует!..» — с беспокойством подумал Владимир. Он лежал на спине с открытыми глазами, глядя в видимый между кронами деревьев кусочек черного неба, усыпанного звездами, и боялся смежить веки, чтобы снова не привиделся брат Константин в его последний час. Все так неожиданно случилось!.. Владимир дрался возле него, тут же боярин Курной, тысячник Максим, Василько с порубежниками. Вдруг сбоку ударили ордынцы, с Константина сбили шлем, свалили с коня. Кто-то закричал заполошно: «Князя до смерти убили!..» Владимир бросился к брату, и в этот миг тот поднялся… Стоит без шлема, весь окровавленный, упершись мечом о землю!.. Владимир пробился к нему, соскочил с коня, но тут князь упал снова. Глаза его остекленели… А наперерез тарусцам уж мчались из засады свежие вражеские сотни! Тогда-то он, Владимир, и решил уводить дружину — понял, что если татары соединятся, не устоять тогда им!.. Закричал на все поле: «Вои! За мной!» — и поскакал к лесу, а следом те, что еще держались в седлах…

А еще в память молодого князя врезались истошные крики боярина Андрея Курного: «Назад, Владимир! Не губи Тарусу!..» Услышал, обернулся и увидел: ордынцы смяли ряды ополченцев в горстку дружинников, которая осталась с Курным… «То же было бы и с теми, коих я увел, никак не устояли б наши сотни против вражьих тысяч! Андрей Иваныч не понял сего и погиб. А Максим первый бросился за мной, а теперь попрекает… С самого начала считал я и ныне считаю: безумно было затеянное Константином. И в поход я пошел только потому, что не было у меня выхода другого…

Что дальше делать? Тут гадать не приходится: надо идти к Волоку Ламскому и там пристать к полкам Серпуховского. Прислушался бы покойный брат Константин к тому, что я и другие советовали, сам бы жив остался и привел бы в Волок три тыщи кметей. А теперь всего пять сотен осталось… Да еще и этих, должно, уговаривать идти в Волок Ламский придется…»

Молодой князь вздохнул, повернулся на бок. Небо уже посветлело, занималось утро.

Когда Владимир проснулся, солнце уже поднялось над лесом и сушило росу в густой траве. «Заспался я, однако…» — подумал он, поднимаясь с земли. Недовольно нахмурил светлые брови, обвел взглядом поляну. Стелился дым костров, дружинники поджаривали подстреленную дичь: глухарей, косуль, лося. Владимир вдруг почувствовал голод — со вчерашнего утра ничего не ел.

«А где же мои парни? — подумал Владимир о Никитке и Алешке. — Пошто не тут, поесть не принесли?»

Князь уже хотел было окликнуть своих молодых стремянных, но тут увидел подходивших к нему обоих тысячников и сопровождавших их сотников. Следом за начальными гурьбой тянулись дружинники.

И тут же Владимира окружили возбужденные люди.

— Вот что, княже. С сечи ты нас увел, верно или нет поступил, то Бог рассудит! — строго произнес Максим. — А теперь сказывай, что дальше делать намерен? Может, не по пути нам с тобой.

Владимир, помрачнев, с миг смотрел на него, потом перевел взгляд на других начальных, на их угрюмые лица. Тревожное предчувствие охватило его: «Сговорились, сучьи дети!..» И это раззадорило князя. Подошел к тысячнику, спросил сердито:

— Зачем пытаешь меня? О том вчера я все сказал! Идти нам в Волок Ламский!

— А мы, светлый княже, посоветовались меж собой и решили в Рязань податься, — с вызовом промолвил тысячник Устин.

— В Рязань? К отступнику Олегу замыслили?!

— Не к Олегу, а к Ольге Федоровне, вдове нашего князя-батюшки Костянтина Иваныча, и к сынам его, наследникам законным!

Поначалу Владимиру почудилось, что он ослышался… «Не его, а малолеток-княжичей называют бояре наследниками, князьями тарусскими. Неужто в завещании Константина так сказано?.. Он побледнел, невольно опустил голову. Выходит, все знают, только я не знаю! — разгневался молодой князь. — Да, сговорились, пока я спал. Но нет, нельзя допустить, чтобы тарусская дружина ушла в Рязань! Надо идти в Волок!»

— Слушайте меня, вои! — закричал Владимир, обращаясь к дружинникам, которые уже все собрались на лесной поляне. — Надо идти на полночь! Там брат великого князя Московского Дмитрия Володимир, коего за Куликовскую сечу нарекли Храбрым, полки собирает! Лют был Мамай, силу привел с собой великую, хотел земли наши прахом пустить, грады и села наши сжечь, люд в полон угнать. Да не случилось того! Потому и разбили мы орду Мамаеву, что воинство земли всей православной стало воедино!

Лицо молодого князя раскраснелось. Он расстегнул серебряные пуговицы на малиновом кафтане, окинул взглядом настороженно слушавших его воинов, продолжал с жаром:

— Ныне тоже пришла гроза великая! Коли не будем стоять вместе, земле русской не быть! Говорил я вчера о том тысячникам и сотникам, а они задумали к Олегу Рязанскому идти. Не должно быть по-ихнему! Надо идти в Волок Ламский, други!

— Ты нам не князь! — заорал на всю поляну тысячник Максим. — Ты самозванец! Князь наш Иван Костянтиныч Тарусский, к нему и пойдем!

— Не к тебе моя речь, а к воям! — гневно сверкнул глазами Владимир.

— А вои-то молчат, светлый княже, видать, не хотят идти с тобой, — насмешливо заметил Устин. — Верно ли говорю?