– Я?! А что мне сделается, солнышко? Ты вот как? Голова болит?
– Да, немного. Лео у нас десять минут всего. Вот тут я написала заявление, в котором и ты должен расписаться, как мой муж. Как самый близкий мой родственник.
– Что ещё за заявление? – этого Лео совсем не ожидал и быстро развернул листы.
На каждом листе было написано заявление Стаси с требованием провести ей операцию по пересадке костного мозга. Далее следовало медицинское обоснование и доказательство, что эта операция необходима в соответствие с последними опытами в этой области. Стаси даже перечислила имена учёных, которые произвели такие опыты, и некоторые из них были вполне удачными. Здесь же она привела данные её анализов, обосновав необходимость операции, как единственный шанс на спасение её жизни и получение уникальных данных для науки в случае успеха. Стаси снимала юридическую ответственность с врачей, которые могут сделать ей эту операцию, перечислив их поимённо. Стояла дата и её подпись. Незаполненной осталась последняя строка: не хватало в согласии на эту операцию подписи её мужа и донора.
– Прочитал? – Стаси полулежала с закрытыми глазами.
– Прочитал. А зачем это?
– Лео, такие операции не входят, и долго ещё не войдут, в реестр разрешённых и рекомендуемых операций. Риск очень велик. Пять на девяносто пять не в мою пользу. Но, судя по анализам, я их сама сегодня видела, терять мне абсолютно нечего. Я безнадёжна. Но только таким эти операции и делались до сих пор. Продлили жизнь очень немногим и ненадолго. Твоя мама сказала тебе об этом?
– Стаси, но говорят, что многие сами даже восстанавливаются? Давай, будем верить, а? И потом… – Лео замолчал, собираясь с мыслями, – я без тебя жить не смогу, так и знай. Ты – единственная женщина на этой Земле, которая даёт мне смысл жизни. Наша крепость ждёт тебя, любимая. Вот увидишь, моя кровь вернёт тебя к счастью. Я подписываю это заявление. И я знаю, что всё будет хорошо. Даже отлично. Не понадобится оно. Но если ты хочешь – изволь, – он размашисто расписался на листах. – И куда их теперь?
– Один отдай Василию Петровичу. Второй пусть передаст Козицкому – он главное лицо. А третий экземпляр положи в мой письменный стол дома.
– Хорошо. Стаси, ты меня услышала?
– Услышала. Теперь с этим вопросом всё.
– Ещё есть вопрос?
– Есть, Лео. Собственно я тебя для этого и позвала сегодня, пока у меня ещё есть силы. Скажи, можно тебе доверить выяснить и решить один очень деликатный вопрос. Только очень тонко надо действовать. Просто очень, не знаю даже, как сказать. Но это только ты можешь сделать. И я буду спокойна. Иначе меня заест чувство вины и несправедливости. Вдруг это – самое последнее доброе дело в моей жизни будет? Нельзя ошибиться.
– Я обещаю сделать для тебя всё. И даже самое деликатное дело выяснить предельно деликатно. Я сумею. Только если и ты сейчас же мне пообещаешь сделать ещё несколько тысяч добрых дел в нашей с тобой жизни. Иначе не пойдёт. Кстати, я принёс в наш каменно-ёлочный садик тот валун, который ты нашла. Он и вправду подходит. Ждёт, чтобы спасибо тебе сказать, – сегодня у Лео не дрожали пальцы, и не было ни капли сомнения и растерянности в его глазах.
Перед Стаси снова был прежний настойчивый, вспыльчивый и упорный Лео. Как же ей стало снова тепло и надёжно, даже голова чуть меньше стала болеть.
– Так в чём твой деликатный вопрос-то, Стаси, девчонка ты моя ненаглядная?
– Вопрос совсем не мой, Лео. И ты не должен меня даже упоминать. Сам найди способ, как к нему правильнее подойти. Тебе лучше знать это.
– Я слушаю тебя, солнышко моё, – Лео взял Стаси за руку.
Глава 17
Сегодня был первый день относительно спокойного выходного за последние два месяца. Ей было приказано отдыхать целых два дня. Дела очень тяжёлые, страшные по своей сути, но ставшие привычными и даже рутинными, как ни жутко это звучало на фоне случившейся трагедии, требовали свежей головы и здорового тела.
Кира Михайловна хорошо выспалась, но накопившаяся усталость сказывалась каким-то отупением и желанием, как ни странно, опять пойти на работу. Там всё время было предельно занято делом и отработанным уже до автоматизма жёстким ритмом.
А тут, дома, всё валилось из рук, обесцененное своей мелкой бытовой зряшностью. Правда, долгий роскошный горячий душ, сняв невидимый налёт многодневного напряжения, её освежил, и уютный голубой махровый халат приятно согревал разнеженное водой тело.
Дверной звонок тихонько тренькнул. Кира Михайловна вообще не любила громких звуков. Она даже обрадовалась этому звоночку, разбудившему непривычную для неё в такое время тишину, хоть она и не ждала совсем никого.
– И кто бы это мог быть? – Кира Михайловна, потуже затянув поясом халатик, взглянув в зеркало в прихожей, привычным жестом поправила уложенную косу на голове и открыла дверь.
– Привет, – на пороге, неуверенно прислонившись плечом к косяку двери, стоял Сергей.
– Здравствуй. Что случилось? Стаси? Мама? – быстро вскинула она глаза.
– Да нет. Всё дома в порядке.