Лилии над озером

Я испустила шумный вздох, стараясь сдержаться и напоминая себе, что имею дело со старым человеком. Мне удалось подавить в себе откровенные насмешки и возражения, и я лишь спросила, не слишком скрывая иронию:

- И что же, если для достижения этой цели надо будет стать синим генералом, вы дадите на это Александру благословение?

- Не сомневайтесь! - отчеканила она свирепо. - На восстановление монархии могут потребоваться годы. Но чем больше роялистов будет в окружении этого корсиканского отродья, тем скорее он поймет, что Бог дал ему силу только для одного дела - возвращения законного короля на престол.

Я поднялась, полагая, что тут уж обсуждать нечего. Возможно, подобные аргументы я и сама могла бы использовать в разговоре с Александром, если бы была одержима желанием во что бы то ни стало влиться в новый парижский свет. Но я не чувствовала такой одержимости. Мне хотелось, в сущности, одного: чтобы мой муж сделал выбор сам, без давления и угроз, принимая во внимание и свои убеждения, и интересы своей семьи. Служить Бонапарту, лелея желание его переделать, - это, конечно, апогей наивности. Или лицемерия…

- Я передам Александру ваши слова, мадам, - сказала я. - Передам в точности. Возможно, он к ним прислушается.

- Прислушается? - Анна Элоиза сделала небрежный жест, будто отпускала меня, и сама поднялась. - Да будет вам известно, он мыслил ровно так, как я вам говорю. Так что можете даже ничего ему не передавать.

- А если…

- Что?

- Если ему уже сейчас станет ясно, что корсиканца не убедить?

Медленно обернувшись, старая герцогиня вперила в меня гневный взгляд.

- Тогда он откажется от всяких отношений с ним! Святой Боже, неужели даже это для ваших мозгов не очевидно?!

«Но ведь Александра в случае отказа могут расстрелять!» - хотела напомнить я. Но смолчала. В понимании старухи все было так понятно и прозрачно. Воистину, я со своими вечными метаниями не способна была ее понять, и версия, которую она выдвинула - дескать, герцог дю Шатлэ отправился в Париж лишь в рамках миссии «За Бога и короля» - на мой взгляд, не выдерживала никакой критики.

Потому что не знаю как Богу, но королю уж точно ничего в бонапартистской Франции не светило. Для меня именно это было очевидностью, не нуждающейся в доказательствах.

Но по мере того, как я лежала в постели без сна, обдумывая сказанное старой герцогиней, волнение все больше охватывало меня. Анна Элоиза вообще обладала некоторым даром нагонять на меня панику. Неужели такое может быть? Ну, чтобы Александр и Кадудаль действительно поехали в Париж, имея в виду лишь подобную рискованную миссию - переубедить Бонапарта? Как же это будет выглядеть?

Моя переписка с Талейраном была составлена в таком ключе, что нынешняя власть вправе была предполагать: если герцог дю Шатлэ прибудет в Париж, он будет готов выслушать предложения первого консула и, возможно, принять их. Именно для этого ему был послан пропуск и обязательство сохранить ему жизнь и свободу. И что же? Александр, войдя к Бонапарту, примется не слушать последнего, а высказывать свои пожелания? Настаивать на своем? Убеждать правителя Франции в том, что власть следует передать Бурбонам?

Я не знала первого консула лично, видела его лишь мельком - несколько раз в 1798 году на приемах, но у меня сложилось впечатление, что это человек, не отличающийся великодушием и мягкостью. Он был угрюм, настойчив, неловок… Как резко на рауте у Талейрана он оборвал мадам де Сталь, когда та попыталась было задавать ему нескромные вопросы! Кроме того, ему явно не чужды решительность и вспыльчивость. Что же он почувствует, если переговоры с роялистами приобретут такой обескураживающий для него поворот? Он сочтет себя по меньшей мере одураченным. И как поступит? Судьба расстрелянного графа де Фротте не оставляла сомнений по этому поводу.

Я даже вскинулась вся на постели, объятая страхом. Ни о каком сне и речи не было. Проклиная старуху на чем свет стоит (ведь она могла и ошибаться, не правда ли?), я тем не менее не в силах была больше оставаться в неведении. Была ночь на 15 марта. Я чувствовала себя вполне оправившейся после родов и не желала больше мучиться неизвестностью. Александр уехал 10 дней назад и уже давно прибыл в Париж. Первый консул явно не стал бы терзать роялистов ожиданием приема, так что встреча в Тюильри, должно быть, уже состоялась. Возможно, Александр прощен и назначен в действующую армию - для борьбы с внешним врагом, разумеется. Но, возможно, он арестован. Или…

- Господи, жив ли он? - прошептала я одними губами. - «Мужчина должен быть готов умереть за то, что ему дорого» - это ведь он говорил?

Не размышляя более ни секунды, я тряхнула веревку звонка. Была поздняя ночь, и ни одна из служанок, как на грех, не являлась.

Не в силах ждать, я сама пошла в боковую комнату, растолкала спящую там служанку.

- Ноэль, ступайте, разбудите Брике. Пусть будет готов, мы выезжаем на рассвете.

- А кто еще едет, мадам? - спросила девушка сонно, протирая глаза.

- Поедете вы. И Адриенна. Ну же, поторопитесь!