Лилия между тернами

      - Ники, ты даже не представляешь, что я чувствую, когда ты так сжимаешь меня внутри! Ты словно сжигаешь меня каждым этим сокращением, - прохрипел он. – Как же я хочу врываться в тебя так жестко, как только способно выдержать твое тело!

      - Ну, так сделай это! - ответила я, желая почувствовать его, когда он отпустит себя.

      - Нет. Еще не сейчас, моя сладкая, но скоро! - и Рим толкнулся вперед. - Очень скоро, - и моё тело сотрясает новый резкий удар бедер. - Я буду в тебе везде, - толчки нарастают, подчиняя меня. - Ты не сможешь отказать мне ни в чем, - темп сводит меня с ума, он чуть медленней того, что должен опять разорвать меня на сотни осколков, и я знаю, что это новый круг моего сладкого ада. - Ты ведь не скажешь мне "нет", Ники, никогда?

      Я не могу отвечать, и Рим, пытая меня, еще больше замедляется.

      - Ответь мне, моя сладкая, ты ведь никогда ни в чем мне не откажешь? - его голос хрипит у самого моего уха, а бедра продолжают виртуозный танец, вытаскивающий из меня душу. - Скажи мне, Ники. Скажи, что в твоём теле нет для меня запретных зон. Скажи, что оно моё.

      - Твоё! – выдыхаю я так, словно это мой последний вздох.

      Господи, разве он не понимает, что я и так принадлежу ему, вся, без остатка, до дна, до пепла.

      -Скажи, что ты моя! - хрип Риммана превращается в рык.

      - Я твоя, твоя, Рим! - разве он не видит? - Умоляю, не мучай меня больше!

      - Чего ты хочешь, моя принцесса?

      - Сильнее, я хочу сильнее и быстрее, Рим! - мой голос полон отчаяния.

      - Все, что захочешь, моя сладкая девочка!

      И Рим дает мне скорость и силу, от которой я улетаю в невесомость, бессильно выдыхая, потому что на крик больше нет сил.

      - Все, о чем попросишь! - рычит Римман, и его тело жестко сокращается вокруг меня и глубоко внутри.

      Весь его немалый вес обрушивается на меня, но мне это нравится, потому что от этого судороги его тела становятся еще ощутимей, сливаясь с моими собственными.

      - Ты убиваешь меня, Ники. Господи боже, ты меня, правда, убиваешь, – скрипучий шепот у моего уха, и Рим смещается, освобождая меня от тяжести и одновременно лишая ощущения полной здеаб близости.

      Мы лежим, еще долго успокаивая наши дыхания.

      - Ники, мне, пожалуй, нужно тебе кое-что сказать, – тихо говорит Римман и упирается еще влажным лбом в мое плечо.

      Снизу доносится громкой стук, и голос Локи кричит:

      - Босс, ты мне нужен. И это срочно!

      - Да что же это такое! - в гневе подрывается с постели Римман. – Это, на хрен, не дом, а гребаный проходной двор какой-то!

      Он обнаженным быстро подходит к двери и кричит:

      - Локи, если это опять какая–нибудь дурацкая хрень, я клянусь, что оторву тебе что-то ненужное для твоей профессии!

      - Римман, это правда важно! – вопит Локи.

      - Я вернусь, – решительно тычет в меня пальцем Римман и, натягивая на ходу боксеры, исчезает из спальни.

      Глава 20.

      Риммана нет около получаса, поэтому я одеваюсь и спускаюсь вниз. Их с Локи нет в доме. Выглянув в окно, я вижу Риммана, о чем-то спорящего с Леоном во дворе, и не могу оторвать взгляда от его почти обнаженного тела, залитого солнечным светом. Леон машет руками, что-то доказывает, а Рим хмурится и иногда машет головой, как будто ему это не нравится.

      Оба то и дело оборачиваются на дом. Увидев меня в окне, Леон преувеличенно радостно улыбается, а Римман, поймав мой взгляд, мрачно смотрит, словно что-то мучительно взвешивая. Они представляют собой странную картинку. Преобразившийся из успешного и лощеного адвоката обратно в грубого байкера Локи в полной экипировке и Римман, одетый только в черные боксеры и собственную смуглую кожу, под которой при каждом малейшем движении перекатываются совершенные мускулы. В любом случае в моих глазах Римман выигрывал сто из ста, и вовсе не потому, что почти голый.

      Леон продолжает что-то быстро говорить, и, наконец, Римман кивает. Потом он, не оглядываясь на Локи, идет к дому. Леон остается стоять во дворе, нервно покачиваясь с носка на пятку, и о чём-то тоже напряженно думает.

      Я поворачиваюсь к вернувшемуся Римману, и он обнимает меня, прижав к прохладной после улицы груди. Он все еще задумчив.

      - Что-то случилось? – спрашиваю я. - Что-то плохое?

      Рим молчит и только наклонившись целует в шею.

      - Ты обещала меня покормить, – неожиданно говорит он. – Я сейчас такой голодный, что способен съесть что угодно!

      Он отпускает меня и идёт к столу, опять не желая встречаться со мной взглядом. Что же это такое? Раздражение и обида поднимают во мне голову. Я не могу понять этих его скачков настроения.

      Вот только что он был таким близким и пронзительно нежным, полностью сосредоточенным на мне. И с его губ едва не сорвались слова, которые должны были значить что-то важное для него. Для нас обоих.

      А сейчас передо мной новый Римман. Закрытый и даже более холодный, чем когда он орал и рычал на меня вначале. Я не знаю, как подступиться к нему, поэтому просто решаю подождать и иду разогревать еду.

      - Моя еда - не что угодно, – пытаюсь я шутить. - Это очень вкусно.