«Для вас точно Бога нет, – согласился отец. – Угораздило же меня уродиться в таком аду…»
«В аду, значит?»
«Именно, где вам самое место».
«Ну так вот что я тебе скажу: проклинаю тебя, не сын ты мне более, – огненно выдохнул дед Берендей. Кивнул на Савву. – И высерка своего забирай от этой потаскухи актриски! Пошли вон – оба».
«Пошли, Савва», – сказал отец и потащил сына за собой по тропинке через сад к воротам.
Только один раз он, Савва, обернулся на деда, которого по-своему любил и к которому привык. Глаза того горели неумолимой ненавистью и гневом. И готовы были, казалось, испепелить и сына, и внука заодно с ним. Но причины ссоры, смысла конфликта он тогда уразуметь никак не мог в силу малолетства, это потом по крупицам стала копиться в его голове информация о семье отца, и картина, надо сказать, вырисовывалась жутковатая.
Спустя несколько лет, когда дед Берендей умер, он снова попал в дом своих предков. Бабка Чернуха позвала сына и внука – она-то скучала по ним. И вновь он, Савва, уже двенадцатилетним отроком стоял перед домом и смотрел на фасад. К нему подошел Медведь, дядя, старший брат отца.
«Гляди-гляди, – беря племянника за плечо, кивнул на резной фасад Медведь. – Для кого каракули, а для нас – святыня. Этим языком наши боги с нами говорят, малышок. Вырастешь, может, и узнаешь, что к чему. Хотя вряд ли. Дед Берендей и с того света погрозит: не бывать тому! – рассмеялся он. – Хоть и не виноват ты, а все равно против. Он отца твоего проклял, братца моего младшого, и тебе, семени его, не доверял. И сказал: помру, но чтобы тайное письмо предков корню Андрошкиному неведомо было, – подражая голосом деду, мрачно заключил: – Недостойны! – и вновь засмеялся, прижимая к себе юнца. – Так-то, корень Андрошкин! Слово деда Берендея – закон!»
– Ну, чего задумался? – кивнула Лилит. – Предложение дать тебе ложкой по башке еще в силе, кстати. Слышишь, братец Саввушка? – вкрадчиво, но миролюбиво спросила она.
– Слышу, – кивнул он. – Они живут за речкой Лиховой. Семья отца. Их боится вся деревня. Все это село – Зырино. Их дом стороной обходят.
– Да почему?
– Они могут порчу навести, например.
– Как это?
– Нагадают, и у тех, кто против них, вдруг корова сдохнет. Или крысы набегут.
– Да ладно?
– Ага. Могут приворожить, ну это насчет любви. Мужчину к женщине и, наоборот – женщину к мужчине. – Он вдруг подумал, как бы это было здорово, съездить к бабке Чернухе и попросить любовного напитка. Он ведь есть у нее, точно есть. Подлить его Лилит, чтобы она влюбилась в него. Увидела бы в нем не только брата…
– Чего замолчал? Про любовь – это интересно. Я люблю про нее. Дальше давай…
– Продадут отвар какой-нибудь женщине, она капнет его во время застолья тому, кого любит, и тот уже не отвертится от нее. Будет сохнуть по ней, а если не получит свое, ну, любви, так и помрет сухой веткой. Это так моя бабка Чернуха говорила.
– Ух ты – интересно. Плесни сестренке еще вина.
– А может, хватит?
– А может, хватит задавать дурацкие вопросы и указывать старшей сестре? Сказала: плесни. Поухаживай за дамой. Но могу и сама.
Она потянулась за бутылкой.
– Я сам.
Он налил ей еще полбокала. Теперь она отпивала вино небольшими глотками. Выдвинула стул из-за стола, перекинула ногу на ногу, оголив колени и бедра.
– Чего ты на мои ноги пялишься? – с улыбкой спросила она.
– Не пялюсь я, – вспыхнул он.
Она смеялась, глядя ему в глаза. Лилит знала, какой эффект производит на парней. Как они слюнки по ней глотают. И пользовалась этим. В приглушенном свете люстры огнем горели ее рыжие волосы. Сверкали яркие зеленые глаза, почти всегда веселые и шальные, от которых у тех же мужчин голова кругом идет, потому что заглянут они в эти глаза и уже предвкушают близость. Сверкали в электрическом свете золотом круглые колени. И пахло от нее дождем и чем-то дурманящим, отчего тоже скулы сводило. Как же повезло тем, кто обнимал ее ночами, когда она пропадала вне дома. А ее обнимали, и часто – он точно знал это…
– Еще как пялишься. Я твоя сестра, Саввушка, между прочим. Не забыл? Продолжай про свою родню.
Савва поймал ее взгляд, сам хитро прищурил глаза:
– А еще они могли проходить в другой мир.
Лилит нахмурилась:
– А это как? Не понимаю. В какой другой мир?
– В мир мертвых.
– Да ну?
– Всю избу моей родни боги языческие охраняют. Потому что их изба – ворота. Так мне дядька Медведь, старший брат отца, говорил. Первый круг охраняет бог Морок, тот, что людей морочит, уводит в сторону, а то и губит, за ним – Мара, богиня смерти, а потом уже – сам Чернобог, верховный. Через эти ворота можно войти и попасть туда, где живут мертвецы. Взять там то, что тебе нужно, и вернуться обратно.
– Врешь, поди? А, Савка? Заливаешь ведь?
– Почему – правду говорю, – нахмурился он. – Я бы такого сам и не выдумал.
– Да, такое нарочно не придумаешь.
Он кивнул, что означало «именно так».
– Вон вы какие, Беспаловы, – не сводя с брата взгляда, усмехнулась Лилит. – А что они могут взять там, среди мертвецов?