Я понимаю, что Бэйлор нужно сосредоточиться на учебе. Но меня все равно задевает, когда кто-то – как правило, Карен – рассказывает, что видела Бэйлор и Говнюка в «Старбаксе», или в библиотеке, или даже в общежитии. Я знаю, что они просто друзья и он очень помогает ей в учебе – ведь я, как выяснилось, ее «отвлекаю». И конечно, я был бы полным мудаком, если бы возражал – особенно после нашей ссоры пару недель назад. Но блин, у нас остается всего несколько недель перед тем, как мы расстанемся на полтора месяца! Казалось бы, она должна хотеть проводить со мной каждую минуту. Иногда я убеждаю себя, что она отстраняется от меня после нашей ссоры. Но когда мы вместе, пусть даже всего на несколько часов, ее нераздельное внимание принадлежит мне, и я чувствую себя самым важным человеком в ее жизни – словно я единственный мужчина, оставшийся на земле. Я стараюсь вспоминать эти мгновения, когда чувствую себя так, как сейчас, – то есть плаксивым подкаблучником, которым я, в сущности, и являюсь.
Дело в том, что учеба всегда давалась мне довольно легко. В отличие от большинства студентов, мне никогда не приходилось особо усердно заниматься. Хотя Бэйлор почти отличница, ей приходится прикладывать для этого хренову тучу усилий. Поэтому даже мысль о том, чтобы отвлекать ее от учебы – больше, чем я уже отвлек, – заставляет меня почувствовать себя эгоистичным негодяем. Так что пока она занимается с Говнюком или с кем-то еще из своих друзей, я сижу в библиотеке и просматриваю вакансии в сфере кинопроизводства и требования к кандидатам. Да, мне еще два года учиться, но я должен быть совершенно точно уверен, что смогу обеспечить Бэйлор такую жизнь, какую она заслуживает, и при этом не принимать подачек от конгрессмена.
Мой отец сейчас не очень мной доволен. Я объяснил, что не буду стажироваться в его отделе, когда вернусь из Бразилии, а вместо этого поеду на несколько недель в Коннектикут. Он не поддержал это решение – ну и не надо. Мне двадцать лет, я получаю хорошую стипендию, и у меня есть небольшой целевой фонд от старшей сестры моего отца. Он мог бы вообще не давать мне денег, и я бы справился, но мама никогда ему этого не позволит.
Я все еще не рассказал ему, что поменял специальность. И – по возможости – не планирую этого делать, пока не получу диплом.
Так что, несмотря на все его сопротивление, я все равно забронировал билет на самолет в Нью-Йорк через два дня после моего возвращения из Бразилии. Я еще не рассказал об этом Бэйлор. Она знает, что я хочу к ней приехать, но еще не знает, что я уже все спланировал, и вряд ли ожидает, что я останусь на целых две недели. Разумеется, я спросил разрешения у ее отца, когда позвонил спросить, в каком отеле лучше остановиться. Он был категорически против того, чтобы я жил в отеле. Сказал, что я могу пожить в комнате для гостей, при условии, что буду соблюдать его правила.
Жду не дождусь, когда расскажу все Бэйлор в выходные! Мы распланировали весь день перед экзаменационной неделей. Никаких занятий, никакой учебы, никаких Карен и Говнюков – только мы. Она согласилась остаться на ночь. То по одной, то по другой причине она не оставалась у меня с весенних каникул, и это была просто пытка. В последние несколько недель Бэйлор очень много занималась, так что в награду устроит себе «День Гэвина» – это ее слова, не мои! Она может называть этот день как ей угодно – главное, что она будет со мной на протяжении двадцати четырех незабываемых часов.
У меня вибрирует телефон, и я улыбаюсь, когда читаю ее эсэмэс.
В штанах у меня становится тесно, и я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто этого не заметил. Никому, конечно, нет до меня никакого дела. Все заняты подготовкой к экзаменам.
Полное радиомолчание. Я раздумываю, не написать ли, что я пошутил, но даю ей еще несколько секунд – вдруг она все же решится.