Лиловые орхидеи

– Ты не очень хорошо играешь в эту игру.

– Лучше не задавай такие дурацкие вопросы, – дразню его я.

Его рука прожигает джинсы на моем бедре там, где его палец рисует круги вокруг внутреннего шва. Он прищуривает глаза.

– Я, кстати, дочитал твою книгу, – говорит он. – Кто бы мог подумать, что мать моего ребенка пишет романы с жестким порно.

Я фыркаю.

– Это не порно! – защищаюсь я, шлепая его по плечу. – Есть разница между порнографией и хорошей любовной сценой, – объясняю я. – Порнография – или эротика, как ее обычно называют в литературе, – это когда секс составляет основу книги. Настолько, что если секс убрать, то в книге не останется никакого сюжета. А в моих книгах есть сюжет, в них есть глубокая значимая история, которую секс просто сопровождает. – Я закатываю глаза. – К тому же ты прочитал книгу, в которой больше всего секса. Я все еще не могу поверить, что из всех моих книг ты выбрал именно эту.

– Это была единственная из твоих книг, которая продавалась в магазине сувениров в аэропорту в тот день, когда я впервые сюда прилетел, – говорит он.

Моя челюсть чуть не падает на стол.

– «Лучше не бывает» продается в аэропорту?

Он смеется:

– Ага. Во время полета мне пришлось попросить у стюардессы подушку, чтобы прикрыть стояк.

Неожиданно мысль о Гэвине со «стояком» вызывает у меня внутри трепет. Он все еще гладит меня по бедру, обольстительно водя пальцами по джинсам. Но сейчас он пристально смотрит на меня, точно зная, что я думаю про его эрекцию. Я чувствую, как его взгляд проникает в глубь меня. Он убирает руку с моего бедра, берет меня за руку и кладет ее на свой пах, чтобы я почувствовала, как на него действуют наши разгоряченные взгляды.

– Еще один вопрос, – говорит он, его взгляд становится соблазнительным, а улыбка лукавой. – Я бы все отдал, чтобы сделать то, что описано на странице девяносто семь. Ты позволишь мне проделать это с тобой?

Я сглатываю. Не помню точно, что написано на странице девяносто семь, но насколько я понимаю, это точно что-то, что заставит меня кричать.

– Я не помню всего, что написала, Гэвин, – произношу я голосом, который звучит слишком сладострастно.

– Хорошо, что я помню, – шепчет он. – Я помню каждое слово. Я помню каждую точку, в которую я должен тебя поцеловать. Я помню каждое положение, в которое нужно тебя поставить, чтобы ты кончила, выкрикивая мое имя.

Я дрожу, чувствуя его дыхание на своей шее. Я с трудом произношу:

– У меня появился вопрос.

– Какой, милая?

– Мы можем попросить счет?

Он смеется и подает знак официантке. Я улыбаюсь. Мы уходим.

Глава 39

Это самая долгая двадцатиминутная поездка на машине в моей жизни. Я просто схожу с ума, пытаясь вспомнить, что написано на странице девяносто семь. Я написала эту книгу больше трех лет назад. Я написала тринадцать романов, я не помню в них каждое слово. И уж точно не помню номера страниц. Моя задача немного облегчается тем, что я знаю, про какую именно книгу идет речь, и сама мысль об этой книге еще больше распаляет мое гудящее либидо.

Гэвин не облегчает моих страданий. Он прикасается к разным частям моего тела. Гладит по колену. Кладет ладонь мне на шею сзади. Проводит пальцем по руке. К тому моменту, когда мы доезжаем до гостиницы, я уже готова залезть на него верхом, как восемь лет назад. Много времени мне не понадобится. Я уверена, что хватит и нескольких минут.

Он паркуется и освобождает мою нижнюю губу, которую я прикусила зубами. Он наклоняется ко мне, и я чувствую волну его горячего дыхания, когда он шепчет:

– Если бы я только мог оказаться сейчас у тебя в голове.

О боже.

Он оставляет меня в состоянии сильнейшего возбуждения, выходит из машины и обходит ее спереди, чтобы открыть передо мной дверь.

– Кажется, нам надо поторопиться. – Он подмигивает мне.

Я закатываю глаза.

– Что? – говорит он, провожая меня ко входу в гостиницу. – Скажешь, твои трусики еще не намокли в предвкушении того, что я с тобой сделаю?

Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что его никто не слышал. Затем ускоряю шаг и слышу, как он хихикает у меня за спиной.

Как только двери лифта закрываются за нами, Гэвин быстро прижимает меня к стене и держит на расстоянии вытянутой руки, а мы смотрим друг на друга. Я поворачиваю голову – благодаря зеркалам нас видно со всех сторон. По мне заметно, как я его хочу. Я вижу, как он пожирает меня глазами. Я вижу эрекцию, натянувшую его брюки. Во. Всех. Направлениях. Сразу.

Гэвин наблюдает за тем, как я смотрю на наше отражение в зеркалах. Он обнимает меня, сильно прижимаясь ко мне, наклоняется и произносит:

– Я рад, что ты любишь зеркала.

Боже милостивый. Я знаю, что написано на странице девяносто семь. Теперь, зная, что он хочет сделать, – что он хочет, чтобы я сделала, – я не могу решить: эта поездка в лифте на третий этаж – самая длинная или самая короткая поездка в моей жизни?