Линия фронта

На батарею Кораблева Степка попал, можно сказать, случайно. Однажды днем внезапно из города пришли мать и Софья Петровна. Осень уже кончалась. И вечера, и ночи, и утра тоже пощипывали холодом. И когда шел дождь, то и днем было не жарко. И всем очень и очень было понятно, что житье на крыльце конторы приходит к концу. Нужно устраиваться к кому-то в дом или возвращаться в город.

Они ждали Нину Андреевну и Софью Петровну. Но думали, что женщины придут, как обычно, вечером. А они нагрянули днем. Любаши не было. Степка сказал матери, что Любаша собирает каштаны. Но это была ложь во спасение. Мать спросила, далеко ли. Степка ответил, что нет, не очень, и вызвался сбегать за сестрой. Нина Андреевна согласилась:

— Да, беги. И как можно быстрей.

Софья Петровна ничего не говорила. И только вздыхала, смотрела заплаканными глазами на дядю Володю. А он ерзал, словно сидел на огне, и озабоченно спрашивал:

— Мать, мать, что с тобой?

Но Софья Петровна не отвечала, всхлипывала и вытирала глаза платком. Нюра стояла ни жива ни мертва, бледная — ни кровинки.

Степка не имел представления о несчастье, свалившемся на Софью Петровну и дядю Володю, и подумал, что, наверное, погиб какой-то их родственник или близкий человек.

Хотя мальчишка ни разу не был на батарее, но нашел ее легко. Потому что Любаша показывала ему направление. Степка быстро вышел на крутую дорогу, мокрую из-за прошедшего утром дождя.

Краснофлотец с винтовкой, к которой был примкнут тонкий, как прут, штык, спросил:

— Ты куда, хлопец?

— К командиру.

— А не путаешь?

— К старшему лейтенанту Кораблеву.

Часовой показал в сторону кустарников и сказал:.

— Ступай туда.

Степка вышел прямо к орудию. Он в первый раз увидел так близко зенитное орудие. И оно, честно говоря, показалось ему маленьким. Все-таки посылать снаряды на такую высоту — это не из рогатки воробьев зашибать. Но окончательно поразили мальчишку таблички, которые стояли вокруг орудия на маленьких плотных столбиках. Степка насчитал их восемь. На табличках, словно на клетках в зоопарке, были сделаны надписи: «Тигр», «Лев», «Слон», «Зубр». Старшина второй статьи, ходивший возле орудия, посмотрел на мальчишку с улыбкой. Степка спросил:

— Для чего это? «Тигр», «Лев», «Слон»…

— Указатели направления. С ними в бою быстрее.

Потом Любка рассказала, что разговаривал Степка с командиром орудия Петром Самородовым. Это был удивительный зенитчик. Он мог сутками не отходить от орудия. Еще в Одессе за ним утвердилась слава охотника за самолетами.

Старшина Самородов поинтересовался:

— Ты откуда взялся?

Степка уже слышал Любашин смех и смело ответил:

— С Пасеки.

— А где мед?

— У пчелки под хвостиком.

Самородов посмотрел с удивлением. И укоризненно покачал головой.

Где-то рядом, видимо в землянке, работал радиоприемник, слышались треск, писк… Потом начал говорить диктор. Голос у него был строгий-строгий:

— «В течение ночи на двадцать седьмое октября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и северо-восточнее Туапсе. На других фронтах никаких изменений не произошло…»

Любаша, увидев брата, не рассердилась и не встревожилась, она сказала Кораблеву:

— Это мой братишка.

— Помню, — сказал Кораблев. Пальцы у Кораблева были тонкими и длинными.

— Мать пришла, — сказал Степка. — И Софья Петровна. Софья Петровна плачет и молчит. Значит, что-то случилось.

— Ничего страшного, — ответила Любаша. — Видимо, она узнала, что ее Нюра вышла замуж.

Степка чуть не подпрыгнул от неожиданности. Но в это время за землянкой кто-то громко, с надрывом крикнул:

— Батарея, к бою!

Кораблев сказал:

— Укройтесь в землянке.

А сам нагнулся и поднял зеленую каску, лежавшую на земле.

Батарея на мысе Кадош уже заговорила. Вскоре стали стрелять и зенитчики Кораблева. Привыкшие к бомбежкам, Любаша и Степка спокойно сидели на нарах в пустой землянке. И черная шинель старшего лейтенанта висела рядом на столбе, подпирающем свод.

— Кто же муж Нюры? — спросил Степка.

— Герой какой-то. Зовут Иваном. Она мне под большим секретом сказала. Слово взяла. Да теперь все равно…

— А зачем она из этого тайну делает?

— По серости…

Они еще немного посудачили о Нюре. И когда, как им казалось, стрельба стала утихать, на батарею упала бомба. Затрещал свод. Столб, на котором висела черная шинель, перегнулся, посыпалась земля, что-то ударило Степку по голове. И яркие, цвета молний, круги, сменяя друг друга, долго прыгали перед глазами. Неизвестно, сколько прошло минут или секунд, пока он смог видеть и слышать нормально. Любаши рядом не было. И столб, и шинель Кораблева валялись на полу. Вход в землянку светился как заплатка.

Стрельба продолжалась…

Оставаться в землянке было невмоготу. Пошатываясь, Степка выбрался наружу. Любаша стояла на коленях, перевязывала грудь раненому краснофлотцу. Три других артиллериста лежали убитые; чтобы понять это, достаточно было одного взгляда.

У орудия хлопотали заряжающий да старшина Самородов, который успевал сделать все — и за наводчика по азимуту, и за наводчика по углу возвышения, и за прицельных: по скорости и дальности, по курсу и углу пикирования.