Линия красоты

— Отлично, отлично, отличный выбор. Что ж, удачи. А я вряд ли что-нибудь выиграю.

— Прошу сюда, мистер Федден, сэр! — подозвал его лотерейщик.

— Добрый день! Рад вас видеть, — проговорил Джеральд в предположении, что уже мог с ним встречаться.

— Что хотите выиграть? Бутылку карри?

— Никогда не знаешь, что тебе выпадет, — усмехнулся Джеральд, глядя на вертящийся восьмигранный барабан. — Призы для всех — никто не уходит обиженным!

— Это мы уже слышали, — язвительно проговорил человек в темных очках; для Джеральда он, по-видимому, подпадал под разряд «умников-социалистов», из тех, что на встречах с избирателями атаковали его неудобоваримыми вопросами с кучей статистических данных.

— И вас тоже очень рад видеть, — проговорил Джеральд, поворачиваясь к барабану.

Социалист ядовито хмыкнул.

Женщина, что мечтала выиграть шерри-бренди, получила бутылку джина из «Майра-март», при этом так порозовев и захихикав, словно уже ее выпила и отмочила что-нибудь неприличное на глазах у публики. Следующими ушли лимонад и «Гиннесс». Джеральду досталась бутылка «Ламбруско».

— О, великолепно… — проговорил он и игриво рассмеялся.

— Вы, кажется, от рюмочки вина не отказываетесь, сэр, — проговорил, подавая ему бутылку, лотерейщик.

— Это уж точно! — ответил Джеральд.

— Не оставляйте себе, — прошептала у него за спиной верная Пенни.

— М-м?..

— Нельзя оставлять себе приз. Выглядит некрасиво…

— В самом деле, чертовски скверно смотрится… — пробормотал Джеральд и задумался, взвешивая бутылку в руке. — Вот что: мне не хотелось бы уводить победу из-под носа у своих избирателей! — Послышались робкие одобрительные возгласы. — Барбара, могу я вам предложить…

Леди мэр испытала, кажется, три оскорбления разом: Джеральд презрел и ее положение, и тонкий вкус, и то, что она была (как известно всему городу) строжайшей трезвенницей. Кроме того, Ника не оставляло подозрение, что зовут ее не Барбара. Разве она не Бренда Нельсон? Некоторое время Джеральд держал бутылку в руках, словно сомелье, затем она перекочевала на соседний столик.

— Пусть кто-нибудь порадуется, — великодушно предложил он.

Однако им явно овладевало чувство, что он обязан что-нибудь выиграть. Беспокойно оглядываясь вокруг, словно что-то ища, Джеральд протискивался сквозь гуляющую толпу. За ним, придерживая банки с джемом, торопилась Пенни, а за ней, чуть поотстав от шума и смеха, сопровождающего знаменитую персону, — Ник.

Искусство метания веллингтонов в Суррее, где рос Джеральд — а тем более в Ноттинг-Хилле — было неизвестно. Однако в Барвике, где до сих пор шла оживленная торговля скотом и по улицам летала солома, пастуший веллингтон — черный, тяжелый, подбитый свинцом — был неоспоримым жизненным фактом, а его метание — популярным времяпрепровождением. Джеральд приблизился к старту, отмеченному белой лентой, натянутой между двумя шестами.

— Ну-ка, дайте и мне попробовать! — проговорил он, добродушно улыбаясь, словно предвкушая ни к чему не обязывающее развлечение — только взгляд оставался холодным и целеустремленным.

— Двадцать пять пенсов за бросок, сэр, а пять бросков — за фунт!

— Тогда давайте на фунтец! — проговорил Джеральд особым сочным голосом, каким всегда произносил жаргонные словечки.

Пошарив в карманах, он обнаружил, что истратил уже всю мелочь, и полез было в карман за двадцатифунтовой банкнотой, когда Пенни, шагнув вперед, положила на стол фунтовую монету.

— О, великолепно… — проговорил Джеральд, вглядываясь в парочку подростков, которым никак не удавалось сделать приличный бросок — сапог падал наземь в каких-нибудь нескольких футах. — Ладно, попробуем!

Он поднял сапог и взвесил его в руке. Вокруг собирался любопытный народ: не каждый день можно посмотреть, как член парламента, в безупречном мелко-полосатом костюме и красном галстуке, держит в руках старый веллингтоновский сапог, готовясь запустить его в воздух.

— Джеральд, а вы кидать-то умеете? — поинтересовался, возможно с самыми добрыми намерениями, какой-то местный.

Джеральд нахмурился, давая понять, что инструкции ему не требуются. Понаблюдав за безуспешной возней мальчишек, он сделал первый бросок от груди, подошвой вперед, имитируя то ли метание дротика, то ли стрельбу из пистолета. Однако он недооценил вес сапога — тот приземлился между двумя первыми линиями.

— Надо его по-настоящему метнуть, — пояснила грузная женщина рядом, — ну, знаете, вот так… — И описала рукой широкую дугу.

Мальчик принес Джеральду сапог, и тот попробовал еще раз, с улыбкой, словно говорящей, что для него, члена парламента, принимать советы от женщин из простонародья, с перманентом и косынкой на голове — дело привычное. Он отвел руку далеко за голову, точно воспроизведя ее жест — однако, должно быть, ладно пригнанный пиджак стеснил его движения, сапог неуклюже вырвался из руки, закрутился в воздухе и, перевернувшись два-три раза, шлепнулся на траву.

— Ну вот, уже лучше, — проговорил кто-то в толпе. — Попробуйте еще!

А кто-то другой выкрикнул с энтузиазмом:

— Вперед, консерваторы!