Читаем Линия красоты полностью

— Во всяком случае, ей это, кажется, помогает, — заключил Джеральд, извинявший художественные упражнения Кэтрин терапевтическими целями. — Кроме того, у нее появился молодой человек, очень достойный, во всех отношениях отличный парень, и мы этому очень рады. Знаете, на этом фронте у нее тоже не всегда все бывало гладко.

— О… — произнесла Дот и уставилась в чашку. Возможно, ей хотелось ответить, что Нику «на этом фронте» тоже нечем похвастаться.

— В самом деле, мы ею просто гордимся! — торжественно заключил Джеральд; однако вид у него при этом был слегка пристыженный. — И в этом году едем во Францию вместе, к большой нашей с Рэйчел радости. В первый раз за несколько лет. И Ник тоже к нам присоединится… по крайней мере, на недельку… у него много работы… — Конец фразы утонул в бокале джина с тоником.

— Вот как? — сказала Дот. — Дорогой, а нам ты не говорил!

— Ах да, — ответил Ник. — Да, я еду с Уани Уради, ну, на которого я работаю, я вам рассказывал — мы проедемся по Италии и Германии, присмотрим вещи для журнала, а на обратном пути, надеюсь, удастся на несколько дней заскочить в… в мануар.

— Для тебя, старина, это будет очень полезный опыт, — проговорил Дон.

Нику было жаль родителей (бедняги, они стараются, как могут!), и в то же время он чувствовал раздражение из-за того, что не может сказать им всей правды, что вынужден делиться с ними своим планом, полным скрытого и непроизносимого смысла. Разумеется, это не их вина — он просто не может им признаться, и от этого старается рассказывать о себе как можно меньше, а все, что рассказывает, несет неприятный привкус недоговоренности.

— Я ведь знаю, обычно Ник у вас следит за домом, когда вы в отъезде, — сказала Дот. За это она цеплялась так, словно старалась сама себя убедить, что ее сын — надежный человек, раз такие важные люди ему доверяют.

— Да, раньше старина Ник оказывался прикован к нашему дому на месяц, а иногда и больше. Но в этом году к нам переедут экономка и ее дочь и, пока нас не будет, устроят генеральную уборку. А заодно и отдохнут. — И Джеральд великодушно обвел комнату пустым бокалом.

— Вот и у меня каждое лето такой же отдых! — вздохнула Дот, которая мечтала побаловать себя номером в отеле, а вместо этого каждый сентябрь послушно отправлялась в Холкхэм, к золовке.

Дон налил Джеральду еще порцию, плеснул и себе, но совсем чуть-чуть — за Джеральдом ему было явно не угнаться.

— А что, — спросил он, — хороший малый этот Уради?

— Ах да, вы его не знаете… ну да… Абсолютно очаровательный, знаете ли, просто абсолютно. Оксфордский друг моего сына Тобиаса. Вы ведь все трое дружили тогда, верно, Ник?

— Я в то время его как следует не знал. Мы подружились позже, — ответил Ник, и ему припомнился майский бал во Флинтшире и поцелуи онемевших от кокаина губ. От этого воспоминания по спине прошла дрожь, словно другой мир призывал его к себе.

— Молодой человек в его положении просто обязан быть очаровательным, — с улыбкой проговорил Дон.

— Мне кажется, — снисходительно начал Джеральд, — семья возлагает на него большие надежды. Отец его, знаете ли, человек с характером.

— У него сеть супермаркетов, верно?

— У Бертрана? Да, он великий человек! — ответствовал Джеральд, употреблявший это слово так легко, словно надеялся, что в конце концов оно пристанет к нему самому. — Я хочу сказать, конечно, выдающийся бизнесмен. К несчастью — до вчерашнего дня я этого не знал, — старший его сын, оказывается, погиб.

— Правда?

— Да, попал под грузовик, в Бейруте, разумеется. И ребенок, и его няня — или не знаю, кто там при нем был, — оба погибли. Бертран Уради мне только вчера об этом рассказал.

Нику пришлось притвориться, что он об этом прекрасно знает, и мрачно покивать в такт родительским вздохам, в которых, впрочем, особенной скорби не чувствовалось — мало ли людей, в конце концов, погибает в этом самом Бейруте? Он даже сам пробормотал что-то вроде: «Да, это было ужасно». На самом деле он был поражен. В свете этой скорбной семейной тайны их с Уани любовный секрет казался ребяческим и глупым, а сам Уани, несущий на себе эту ношу, вдруг сделался для Ника куда прекраснее и трогательнее — теперь Ник не сомневался, что многое, очень многое готов ему простить.

— Невеста у него очень милая девушка, — сказала Дот. — Я видела, как она укладывает волосы в парикмахерской.

— Э-э…

— В «Татлере», конечно!

— Ах, ну да…

— После того праздника, который вы устроили, Ник тоже появился в «Татлере». Мы потом несколько месяцев подряд созывали гостей и всем показывали фотографии. — Это было невинное преувеличение: фотографии и вправду показывали всем, но гостей Гесты созывали лишь раза три в году. — Кто бишь еще там бывает? Вот тот толстяк, знакомый Ника, — лорд Шептон, кажется? — его снимки постоянно там печатают.

— А что скажете об автомобиле нашего сына? — с беспокойным энтузиазмом поинтересовался Дон.

— Чудесная малютка, — ответил Джеральд.

— Милый, ты вроде бы сказал, что тебе машину подарили, я не совсем поняла…

— Мама, я же объяснил, — сказал Ник. — Машина принадлежит компании. Я могу ею пользоваться, пока там работаю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Букеровская премия

Белый Тигр
Белый Тигр

Балрам по прозвищу Белый Тигр — простой парень из типичной индийской деревни, бедняк из бедняков. В семье его нет никакой собственности, кроме лачуги и тележки. Среди своих братьев и сестер Балрам — самый смекалистый и сообразительный. Он явно достоин лучшей участи, чем та, что уготована его ровесникам в деревне.Белый Тигр вырывается в город, где его ждут невиданные и страшные приключения, где он круто изменит свою судьбу, где опустится на самое дно, а потом взлетит на самый верх. Но «Белый Тигр» — вовсе не типичная индийская мелодрама про миллионера из трущоб, нет, это революционная книга, цель которой — разбить шаблонные представления об Индии, показать ее такой, какая она на самом деле. Это страна, где Свет каждый день отступает перед Мраком, где страх и ужас идут рука об руку с весельем и шутками.«Белый Тигр» вызвал во всем мире целую волну эмоций, одни возмущаются, другие рукоплещут смелости и таланту молодого писателя. К последним присоединилось и жюри премии «Букер», отдав главный книжный приз 2008 года Аравинду Адиге и его великолепному роману. В «Белом Тигре» есть все: острые и оригинальные идеи, блестящий слог, ирония и шутки, истинные чувства, но главное в книге — свобода и правда.

Аравинд Адига

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее