Он читал воспоминания Генри Джеймса о своем детстве, «Малыш и другие», и безуспешно старался подавить возбуждение: уже три дня им с Уани даже в щечку поцеловаться не удавалось. Книга, написанная уже престарелым и умудренным автором, требовала полного внимания, едва ли возможного, когда страстно и безнадежно мечтаешь о своем любовнике и в то же время украдкой следишь из-за темных очков за другим парнем, выставляющим себя напоказ и явно старающимся тебя возбудить. Время от времени Ник закрывал книгу и ронял себе на колени, пытаясь хоть ее тяжестью подавить предательскую эрекцию под гладким черным нейлоном. Некоторые фразы он мысленно отмечал, чтобы потом использовать самому — например, «продолговатая мучнистая плитка» вместо «вафля». И, снова отложив книгу, задумывался: что-то поделывает сейчас Уани? Что, если кого-нибудь подцепил в Перигё? Ник недовольно поморщился, на его взгляд, Уани чересчур любил спать с проститутками, что Нику казалось вульгарным, да и опасным. Новая мысль пришла ему в голову, заставив поморщиться еще сильнее, — хорошо бы сейчас нюхнуть. Едва ли не главная прелесть Уани, сердцевина его таинственного обаяния, состояла в том, что в любом европейском городе он мог без труда достать кокаин. В Мюнхене Ник десять минут ждал в такси перед банком, напряженно разглядывая мощные стены и кованые чугунные ворота, пока Уани внутри «встречался с приятелем». Фотограф в Перигё — это, возможно, еще один такой же «приятель». Из бассейна донесся пронзительный визг — Джаспер с Кэтрин гонялись друг за другом и плескались водой. Ник порадовался, что Уани пропустил демонстрацию плавок, и подумал, что позже непременно ему об этом расскажет — просто чтобы подразнить. Ему самому хотелось поплавать, но бассейн был занят: сейчас Джаспер с Кэтрин целовались прямо посредине водоема, и весь бассейн, словно ложе любви, принадлежал только им. Они подначивали друг друга, пьянея от собственной смелости; Ник чувствовал, что, если прыгнет в бассейн, Джаспер так или иначе убедит его к ним присоединиться. Он здесь играл роль Дядюшки Ника, взрослого и скептичного, и это, должно быть, больше всего заводило Джаспера. Пожалуй, он был бы не прочь отдаться Нику — вот только Ник не собирался доставлять ему такого удовольствия. Минуту спустя они вылезли на берег (Джаспер — с красноречиво торчащим под плавками членом) и отправились в домик переодеваться. Эдгар Аллан По, пишет Джеймс, в его детстве «не присутствовал лично» — однако, когда он умер, мальчика «поразила глубина его отсутствия». Минута текла за минутой, из домика слышался шум душа; Ник читал, сгонял с ноги любопытную бабочку, и недовольство его перерастало в нетерпение и зависть. «Глубина отсутствия»: иногда Мастер в своей тактичности становится почти жестоким. Ему вспомнилось, что говорила Рэйчел о свадьбе Уани, представилось, как Уани делает с Мартиной то же, что Джаспер с Кэтрин, и, содрогнувшись от горькой ревности, Ник поспешно сказал себе: нет, это чепуха, этого быть не может. И продолжал читать, с усилием вглядываясь в слова на странице, ставшие вдруг чужими и бессмысленными.
На следующий день, на пыльной площадке во дворе, Тоби учил Ника и Уани играть в буле. Уани поначалу робел, но скоро обнаружил, что у него хорошо получается, и отдался игре с азартом, безо всякой иронии гоняя мяч и вопя от радости, когда удавалось запустить его точно в ворота.
— Bien tiré![14]
— улыбался Тоби; видно было, что ему приятно вновь сблизиться со старым другом, но и немного стыдно оттого, что он не привык проигрывать.У Ника порой тоже случались удачи, и его награждали аплодисментами, но основная схватка шла между Тоби и Уани. Разжившись коксом, Уани стал куда более общителен и энергичен.
— Похоже, он наконец-то у нас освоился, — замечал Джеральд, словно управляющий прославленного отеля; он, разумеется, всю заслугу приписывал себе.
— Да, да, — поддерживала Рэйчел, — отвлекся от дел и начал по-настоящему отдыхать.
И все согласно закивали. Сейчас семье требовалась особая солидарность: вот-вот должны были приехать Типперы и леди Партридж. Типперов не хотел видеть никто, кроме Джеральда, и Ник, наскучив игрой, то и дело подходил к ограде и смотрел на дорогу, с тайным страхом ожидая увидеть там чужой автомобиль и в то же время с гордостью думая о том, что он, Ник Гест, отдыхает во французской глубинке, в прекрасном старом особняке, рядом с тремя красивыми парнями.
Тоби как раз запустил мяч через все поле, когда в воротах показалась огромная белая «Ауди» сэра Мориса Типпера.
— Ну вот, блин, — сказал Тоби и, покорно улыбаясь, замахал рукой.
За спиной сэра Мориса виднелись леди Партридж и леди Типпер: вид у обеих был покорный, как у любых женщин (даже самых богатых и аристократичных), которых сажают на заднее сиденье и везут бог знает куда. Ник побежал открыть им дверь: запах кожи и спрея для волос моментально поведал ему всю повесть об их путешествии. Леди Партридж спустила обе ноги на землю, встала и величественно огляделась кругом: ей требовалась не помощь, а всеобщее внимание.