Читаем Линия красоты полностью

— Ох, мама! — укоризненно воскликнул Джеральд; он прислушивался к разговору с рассеянной улыбкой, одновременно слушая рассуждения сэра Мориса об акциях.

— Я восхищен вашим вкусом, Джуди, — поспешил заметить Ник — и сам понял, что прозвучало это очень глупо.

— М-м… это ведь, кажется, Стравинский?

— Нет-нет, — ответил Ник, — гораздо хуже: Рихард Штраус. Кстати, Джеральд, я недавно нашел у Стравинского замечательное высказывание о вашем любимце.

— Прошу прощения, Морис… — пробормотал Джеральд.

— Роберт Крафт спросил его: «Как вы относитесь к операм Рихарда Штрауса?», и Стравинский ответил… — и Ник с наслаждением отчеканил: — «Эта квинтэссенция торжествующей пошлости годится лишь для наказания грешников в чистилище. Музыка Штрауса так дешева и бедна, что едва ли способна заинтересовать современного музыканта».

— Что-о? — с негодованием протянул Джеральд.

— Не знаю, при чем тут «современность», но, по-моему, Штраус намного выше самого Стравинского! — объявила леди Типпер, а сэр Морис бросил на Ника сумрачный и недовольный взгляд из-под очков.

За ужином Джеральд довольно много выпил. Кажется, он хотел напоить и сэра Мориса, чтобы на следующее утро укрепить приятельство мучениями совместного похмелья; но сэр Морис пил, как и вел дела, осторожно и подозрительно, и когда Джеральд протягивал ему бутылку, чаще всего с улыбкой прикрывал ладонью свой бокал. Лицо Джеральда в мерцающем свете свечей приобрело оттенок какого-то почти непристойного веселья; во второй раз за вечер он принялся рассказывать, что департамент Перигор делится на области, называемые зеленой, белой, черной и пурпурной.

— И мы сейчас в белой, — сухо подытожил Морис Типпер.

Беседа, как часто случалось за столом у Федденов, перешла к премьер-министру. Ник заметил, как поморщилась Кэтрин, когда ее бабушка воскликнула:

— Да, она поставит эту страну на ноги! — в своем верноподданическом жаре позабыв, в какой стране сейчас находится. — На Фолклендах она им показала, верно?

— Эта старая карга только и умеет что бряцать оружием, — пробормотала Кэтрин.

— О да, такого врага никому не пожелаешь, — провозгласил Джеральд. Сэр Морис его явно не понял, и Джеральд пояснил: — Плохо оказаться у нее на пути.

— Да, в самом деле, — сказал сэр Морис.

Уани подождал, пока все взгляды обратятся на него (это получалось как-то само собой), и сказал:

— Да, многие так говорят, но, знаете, я вижу в ней и нечто иное. Она ведь удивительно добра… — Помолчал, словно припоминая какую-нибудь трогательную историю, и, ничего не припомнив, добавил: — Готова на любые жертвы, чтобы помочь тем… тем, кто ей дорог.

Морис Типпер гулко прокашлялся, выразив этим звуком одновременно уважение к миссис Тэтчер и неодобрение ее доброте, а Джеральд сказал:

— Разумеется, вы ведь с ней знакомы, — на случай, если из реплики Уани это было недостаточно ясно.

— Ну, собственно, да, — благодарно пробормотал Уани.

— Я ее обожаю! — воскликнула Салли Типпер, возможно надеясь, что после такого заявления в личном знакомстве с премьер-министром заподозрят и ее.

— Понимаю, — ответил Джеральд. — Эти ее голубые глаза — в них ведь можно утонуть, правда?

Сэр Морис так далеко заходить не собирался, а Рэйчел сказала, легко и со значением: «Моего мужа она просто обворожила» — и разговор перешел на другое.

Ник смотрел поверх их голов в окно, где в ночном просторе таинственно мерцали огоньки невидимых днем ферм и дорог. Он по большей части молчал, очарованный шепотом деревьев и мерцанием звезд среди сплетенных ветвей. Вечер спас Уани: он, похоже, искренне восхищался Морисом Типпером и поставил себе задачу — весьма, надо сказать, нелегкую в обоих пунктах — его развлечь и произвести на него впечатление. Перед кофе он надолго удалился в туалет и вернулся заметно повеселевшим: когда он принялся изображать Майкла Фута, хохотала даже Кэтрин, и даже леди Партридж, задремавшая было за столом, проснулась и повеселилась от души.


Наутро, пока было еще не слишком жарко, Типперы отправились к бассейну: она — в огромной шляпе и с целым набором кремов от загара, он — с портфелем в одной руке и новым Диком Фрэнсисом в другой. Ник в это время занимался утренней зарядкой: как правило, он пренебрегал этой традицией, но сегодня решил ее возобновить, чтобы отдалить встречу с неприятными гостями. Когда он спустился вниз, леди Партридж, умевшая плавать, но очень медленно, бултыхалась уже почти посредине бассейна бок о бок с Салли Типпер, не обращая внимания на попытки последней завести беседу. Морис Типпер в облегающих шортах бисквитного цвета устроился за столиком под тентом, читал факсы и делал в них пометки. Судя по лицу, он был совершенно счастлив. Изгнанник Ник отправился в свой любимый дальний угол на нижней террасе и там, в обществе ящериц, раскрыл «Малыша и других».

В полдень сверху послышались голоса: гостей звали поехать пообедать в город. Ник пошел их проводить. Тоби вытягивал дополнительные сиденья в задней части «Рейнджровера» и проверял, надежно ли они закреплены: его труды задерживали отъезд и помогали скрыть облегчение тех, кто оставался дома.

Перейти на страницу:

Все книги серии Букеровская премия

Белый Тигр
Белый Тигр

Балрам по прозвищу Белый Тигр — простой парень из типичной индийской деревни, бедняк из бедняков. В семье его нет никакой собственности, кроме лачуги и тележки. Среди своих братьев и сестер Балрам — самый смекалистый и сообразительный. Он явно достоин лучшей участи, чем та, что уготована его ровесникам в деревне.Белый Тигр вырывается в город, где его ждут невиданные и страшные приключения, где он круто изменит свою судьбу, где опустится на самое дно, а потом взлетит на самый верх. Но «Белый Тигр» — вовсе не типичная индийская мелодрама про миллионера из трущоб, нет, это революционная книга, цель которой — разбить шаблонные представления об Индии, показать ее такой, какая она на самом деле. Это страна, где Свет каждый день отступает перед Мраком, где страх и ужас идут рука об руку с весельем и шутками.«Белый Тигр» вызвал во всем мире целую волну эмоций, одни возмущаются, другие рукоплещут смелости и таланту молодого писателя. К последним присоединилось и жюри премии «Букер», отдав главный книжный приз 2008 года Аравинду Адиге и его великолепному роману. В «Белом Тигре» есть все: острые и оригинальные идеи, блестящий слог, ирония и шутки, истинные чувства, но главное в книге — свобода и правда.

Аравинд Адига

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее