Читаем Линия красоты полностью

— Ужасно жаль, — сказал Джеральд и пояснил: — Пэт Грейсон, знаете, актер, на телевидении… — Нику вспомнилось, как три года назад, в Хоксвуде, когда Пэт был еще здоров и популярен, Джеральд с гордостью именовал его «телезвездой». — А кто звонил, дорогая?

— Терри, — ответила Рэйчел так тактично, что голос ее был почти неслышен.

— Мы почти не смотрим телевизор, — сказала Салли Типпер. — Совершенно нет времени! Морис так много работает, и потом, мы путешествуем… Честно говоря, мы по нему и не скучаем. А где снимался этот ваш друг?

Тоби, тоже явно потрясенный, ответил:

— В «Седли», в главной роли. Он отлично играл, в самом деле.

— Это что, мыльная опера? — дернув головой, поинтересовалась Салли Типпер.

— Ник, скажи, пожалуйста, — начал Джеральд, — это ведь не совсем мыльная опера…

— Комедийный приключенческий сериал, — пояснил Ник, которому очень хотелось, чтобы Пэт понравился Типперам до того, как они узнают правду. — Седли — это обаятельный мошенник, который всегда выходит сухим из воды.

— И настоящий сердцеед, — добавил Джеральд.

Уани сказал:

— Мне он тоже показался обаятельным, когда мы виделись… в доме у Лайонела, помните… интересно было бы посмотреть фильм…

— Да, — сказала Рэйчел и погладила Кэтрин по руке, словно говоря: всему свое время, погоревали и будет. Ник вдруг понял, что у себя в спальне она, должно быть, плакала — хотя по лицу этого ни за что нельзя было предположить.

Джеральд во главе стола нахмурился, прокашлялся, похмыкал. Со стороны можно было подумать, что он тоже огорчен и старается справиться со своими чувствами, но Ник понимал, что это далеко от истины: Пэт Грейсон был ему безразличен, и чужие эмоции не заражали его, а, скорее, смущали и отталкивали.

— Бедная наша киска, — сказал он. — Пэт был ее крестным. Он ей, конечно, не родной дядя…

— Ужасно левых взглядов, — проговорила леди Партридж — впрочем, добродушно, давая понять, что покойнику-то это можно простить. — У нее их двое: один — аристократ, а другой — социалист. Двое крестных, я хочу сказать.

— Ну, может, он и был красным, когда мама с ним только познакомилась, — ответил Тоби. — Но вы бы слышали, как он отзывался о премьер-министре!

— Что? — переспросил Джеральд.

— Он ее обожал!

— Ну разумеется, — согласился Джеральд; повторять известные шутки о «левых» друзьях студенческой юности Рэйчел перед Типперами он не решался. — А крестной матерью Кэтрин была, конечно, Шерон… э-э… Флинтшир, ну, вы знаете, герцогиня.

— Вы с Пэтом были старыми друзьями? — поинтересовался Уани, обладавший чутьем на социальные связи. — Вместе учились в Оксфорде?

— И играли в студенческом театре, — ответила Рэйчел, и лицо ее озарилось улыбкой. — Он был Бенедиктом, а я — Беатриче, он Гектором, а я — Гесионой Хэшебай.

— Замечательно, замечательно! — слегка смущенно пробормотал Джеральд.

Тут Морис Типпер решил, что с него хватит, и подозрительно, заранее давая понять, что ничему не удивится, поинтересовался:

— А отчего он умер?

Джеральд шумно вздохнул, и Рэйчел тихо ответила:

— Боюсь, от воспаления легких. Но бедный старина Пэт уже довольно долго был нездоров.

— А-а, — сказал Морис Типпер.

Рэйчел уставилась в пространство куда-то поверх салатницы.

— В прошлом году он был на Дальнем Востоке и подхватил какую-то редкую инфекцию. Очень редкую, врачи так толком и не определили, что это такое. Ему просто не повезло.

Ник вздохнул с облегчением и покосился на Джаспера. Тот вздыхал и морщился, не поднимая глаз на свою подругу — и, как тут же выяснилось, вздыхал не напрасно.

— Мама, ради бога! — едва сдерживая гнев, заговорила Кэтрин. — У него был СПИД! Он был геем, спал с кем попало, вот и…

— Милая, ты же не знаешь… — начала Рэйчел; трудно было понять, какую часть сообщения она хочет оспорить.

— Знаю! — отчеканила Кэтрин. — Так оно и было!

— В конце концов, не все ли равно теперь… — проговорил Джеральд и с глубоким вздохом протянул матери бутылку вина, надеясь этим закончить неприятный разговор.

— Что за мерзость! — со слезами в голосе воскликнула Кэтрин. — Даже теперь, когда он умер, вы не можете сделать для него такую малость — сказать правду!

Она стукнула кулаком по столу — смешной, ребяческий жест, вызвавший пару нервных улыбок, — и, выскочив из-за стола, стрелой бросилась к дверям.

— Э-э… может быть, мне… — проговорил Джаспер и приготовился встать.

— Нет-нет, я пойду к ней, — ответила Рэйчел. — Через минуту или две.

— Надо подождать, пока она успокоится, — объяснил Джеральд гостям так, словно истерика Кэтрин была каким-то местным обычаем.

— Очень эмоциональная молодая леди, — с кислой улыбкой проговорил Морис Типпер.

— Да, она очень чувствительная, — согласился Джаспер, и по его тону трудно было сказать, гордится он подругой или не одобряет ее поведения.

— И неуравновешенная, — согласилась леди Партридж.

Джеральд поколебался, но решил вступиться за дочь.

— Мне думается, у нее просто очень доброе сердце, — сказал он.

«Вот уж чего нет, того нет!» — подумал Ник.

— Неужели Софи никогда не расстраивается? — нахмурилась Рэйчел.

Сэр Морис, кажется, оскорбился таким вопросом. Его жена ответила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Букеровская премия

Белый Тигр
Белый Тигр

Балрам по прозвищу Белый Тигр — простой парень из типичной индийской деревни, бедняк из бедняков. В семье его нет никакой собственности, кроме лачуги и тележки. Среди своих братьев и сестер Балрам — самый смекалистый и сообразительный. Он явно достоин лучшей участи, чем та, что уготована его ровесникам в деревне.Белый Тигр вырывается в город, где его ждут невиданные и страшные приключения, где он круто изменит свою судьбу, где опустится на самое дно, а потом взлетит на самый верх. Но «Белый Тигр» — вовсе не типичная индийская мелодрама про миллионера из трущоб, нет, это революционная книга, цель которой — разбить шаблонные представления об Индии, показать ее такой, какая она на самом деле. Это страна, где Свет каждый день отступает перед Мраком, где страх и ужас идут рука об руку с весельем и шутками.«Белый Тигр» вызвал во всем мире целую волну эмоций, одни возмущаются, другие рукоплещут смелости и таланту молодого писателя. К последним присоединилось и жюри премии «Букер», отдав главный книжный приз 2008 года Аравинду Адиге и его великолепному роману. В «Белом Тигре» есть все: острые и оригинальные идеи, блестящий слог, ирония и шутки, истинные чувства, но главное в книге — свобода и правда.

Аравинд Адига

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее