Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Лучше стратегически подготовленный, чем Рохо, и, пожалуй, не хуже, чем германские советники Франко – генералы Рихтгофен, Шперрле, Фолькман, Горев был, однако, в натянутых отношениях с Марти. А его отношения с самым влиятельным одно время советским должностным лицом в Испании – Гришиным (Берзиным) до сих пор не прояснены. Гришин разбирался в военном деле вряд ли лучше Горева. Но Гришин был старше званием и занимал крупный пост в советской военной разведке. Перевод Горева на Северный фронт после неудачи республиканцев в Брунетском сражении состоялся, вероятно, не без настояния Гришина и Марти и был несомненной ошибкой – Север на десятом месяце блокады находился в состоянии агонии. После падения последнего оплота Северного фронта, Астурии, Горев эвакуировался на подводной лодке во Францию, только затем, чтобы быть отозванным и арестованным в Москве.

Подобно журналисту и сотруднику разведки Коминтерна Кольцову и группе сражавшихся в Испании авиационных командиров, Горев и Гришин «погибли» (были расстреляны) на родине в 1938–1939 годах.

Купером в Испании именовался Григорий Кулик. Ветеран Первой мировой и Гражданской войн, участник обороны Царицына от казаков генерала Краснова, он был вхож к Сталину и, следовательно, являлся самым высокопоставленным советским человеком, побывавшим в Испании в 1936–1937 годах, превосходя в этом отношении даже Берзина. Кулика характеризуют как артиллерийского специалиста, некомпетентного во всех прочих вопросах. Республиканцы прозвали его Комидой («обедом») – это было единственное освоенное им испанское слово. Купер любил подгонять бойцов и даже командиров в атаку тростью («командиру всегда полезно в атаку сходить»). Он не хотел понимать вольнолюбивого духа демократической Республики. Он гневно заявлял: «Не хотят они воевать… Они хотят прибытия нескольких наших дивизий, чтобы мы победили Франко и сбросили его в море, а они чтобы бежали рядом и кричали «Ура!».

Республиканцы воспринимали Купера лучше, чем Марти, ценя прямоту и смелость первого и прощая ему неотесанность. К тому же грубиян Купер не писал политических доносов и редко настаивал на арестах и расстрелах. Но его присутствие в Испании мало помогло Республике. Под его нажимом республиканцы отказались от многообещающего наступления в Эстремадуре, которое тогда (весной 1937 года) могло спасти стратегически важный Северный фронт от крушения, а Мадрид от осады. Брунетская операция, на которой настоял Купер, не привела ни к спасению Севера, ни к победе над армией националистов в Кастилии. Более того, она обернулась серьезной неудачей республиканцев. И, возможно, его пессимистический доклад Сталину, сделанный в мае 1937 года, стал одной из причин снижения интереса Кремля к Испании и свертывания советской военной помощи республиканцам, хотя она не прекращалась вплоть до зимы 1938–1939 годов, когда противники Республики подвергли ее практически полной изоляции от внешнего мира.

«На Северном фронте не было Модесто, Листера, Лукача и Клебера, и Север погиб», – отмечает один из националистических (!) исследователей, стремящийся здраво оценить качество республиканского военного искусства. Подобные отзывы дают основания возражать тем, кто огульно «навскидку» критикует всех республиканских военных деятелей.

Любая крупномасштабная гражданская война является сильнейшим социально-политическим стрессом. Поскольку общество – это организм, оно реагирует на стресс внутренней мобилизацией физических и психологических ресурсов. Такая мобилизация пробуждает множество скрытых талантов, прозябающих в обычной жизни. В Штатах такие таланты обнаружились в образе Линкольна и Стентона – политиков и управленцев, генералов Гранта, Ли, Шермана, Стюарта и Шеридана – военачальников, адмирала Фаррагута, Лафайета Бейкера – мастера разведки и контрразведки.

В России и в Испании объективная потребность в ранее не выявленных талантах была еще больше.