Лиса. Личные хроники русской смуты

Вскоре появляются первые признаки, что уже вот-вот… Лиса обнаруживает, что лучший способ перетерпеть боль – не шевелиться. Некоторое время она стоит неподвижно, молча глядя на груду медикаментов в стоящих вдоль стены шкафах, на громоздящиеся на железном столике исписанные масляной краской эмалированные кастрюли. Из ступора её выводят далёкие крики. Кричит – и в этом нет никаких сомнений – совершенно обезумевший от адской боли человек. Женщина. Лису тут же кидает в пот, на лбу проступает обильная испарина. По какому-то необъяснимому порыву, ей вдруг захотелось смести всё находящееся на столе. Захотелось, и всё тут!!! Но, вспомнив о злых медсёстрах, Лиса удерживается и ничего не трогает, правда ещё долго косится в сторону местного бардака, старательно борясь с желанием устроить погром.

Через несколько минут в палату заходит бабушка в аккуратном белом халате и, словно прочитав её мысли, смотрит строго и осуждающе:

– Не нужно тут ничего трогать! Иди, девочка, ложись на своё место, нечего тут стоять! – она подталкивает Лису к ближайшей свободной кровати, застеленной плотной зелёной клеёнкой, с такой же зелёной клеёнчатой подушкой без наволочки, но зато со сложенным в ногах колючим ворсистым одеялом.

Лиса осторожно трогает постель – та отдаёт холодом и неуютом. Как в такую можно ложиться? Но грозная старушка бдительно стоит над душой.

– Тут даже наволочки нет…

– Зачем тебе наволочка? Только пачкать! Всё равно тут долго не задержишься! Раз уколы сделали, значит, скоро на родильный станок пойдёшь! Ложись, говорю!!!

Лиса нехотя подчиняется, хотя и чувствует – ей лучше не ложиться. И действительно: стоило лечь, как внутри начались странные процессы – что-то сдвигается, съезжает, подрагивает, чуть ли не поскрипывает. Удивительно, но из-за этих процессов о ребёнке, которым только и жила, которого так ждала, Лиса больше не думает. Всё её существо полностью захватило противостояние боли. И как это другие женщины могут спокойно спать, если оказались здесь по той же, что и она, причине, а значит – должны ощущать то же самое? Но ведь спят! А она не может…

Неловко ощущать себя нарушительницей установленного порядка, мешать другим. Лиса честно попыталась лечь, но тут же вскочила. Чтобы спокойно лежать в такой холодной постели, надо сначала умереть.

За широким окном, начищенным до хрустальной прозрачности (надо же… именно такие были в её школе…), высится разлапистая кавказская сосна. Спокойная и невозмутимая в своей зрелой роскоши – всё ей нипочём! Жизнь за пределами роддома кажется такой же благополучной и спокойной, не то, что в этих стенах.

Ночь, все сладко спят. И её Сашка, наверное, тоже…

Боже мой, какие они там, за этим окном, счастливые!

Лисе обидно и одиноко. У всех, кроме неё, всё хорошо! А раз так, то пусть её сейчас никто не смеет трогать!!! И не надо ей ничего и ни от кого!

Каждые пятнадцать минут в палату заглядывает медсестра. Чужой, казалось бы, человек, но не спит, волнуется. Получается, не так уж Лиса и одинока, как ей думается? Ну, спасибо тогда – не дают до конца отчаяться.