Лиса. Личные хроники русской смуты

– В палату, в палату иди! Нельзя тебе здесь. Пока нельзя!

Кто-то направляет её к выходу, но тут за стеклом показывается младенчик и Лиса упрямо останавливается – это же самое интересное!. Как странно, совсем недавно его вообще не было, но вот он извивается, пищит в сильных уверенных руках пожилой медсестры. Маленький, красный, покрытый грязноватыми островками странной поросли, похожей на мох. А бедная мать в изнеможении запрокинула голову и не видит, кого произвела на свет…

«Не дай бог, не дай бог и мне такого родить!» – прикрыла глаза Лиса. Не помогло. Перед внутренним взором продолжали стоять покрывающие ребёнка мутно-зелёные пласты.

От этого страшного зрелища или ещё почему, у вернувшейся в палату Лисы началась рвота. Впрочем, «рвота» – это громко сказано. Шла какая-то вода. Потом Лиса стеснительно смотрела, как вызванная кем-то нянечка убирает за ней. От стыда Лиса чуть не провалилась сквозь землю, но духу извиниться так и не хватило.

– Я в туалет пойду… – тем более что действительно хотелось. – Куда идти?

– Прямо, всё время прямо, а потом направо.

В голове – неизвестно почему – зазвучали слова из уже полузабытой песни, которую обычно крутил упрямый сосед дядя Витя. Наверное, он так подчёркивал свою обособленность от всех остальных жильцов: «Я не люблю, когда стреляют в спину, я также против выстрелов в упор!!!» – надрывался хриплый голос за стеной. Только сейчас Лиса догадалась, что поётся в этой песне о том, что чтобы научиться понимать других, надо многое пережить самому. Впрочем, может там поётся и ещё о чём-то, но сегодня ей показалось, что только об этом.

Дверь одного из кабинетов открывается, и ласковая рука женщины-врача, ухватив бредущую по коридору Лису за рукав халата, направляет её внутрь.

– Садись, девочка, расслабься, а я тебя посмотрю… Так, неплохо… Раскрытие уже началось. Минут через десять пойдём, – потом врач рассмеялась и радостно уточнила. – Рожать пойдём! И куда вы, молоденькие такие, торопитесь? Дети же совсем!

Обидевшаяся на эти слова Лиса решительно высвободила рукав, извинилась и вышла. Она была очень раздражена – не ребёнок она им! Не ребёнок, а вполне уже взрослая женщина! И даже замужем! За офицером! – «А по непривычности к происходящему и по внешнему виду разве можно кого-то судить?» – ещё долго возмущалась она. И столько смелости было в этом её мысленном монологе, столько рассудительности – ровно до тех пор, пока снова не начались схватки.

Голова моментально опустела, и эту пустоту заполнил ужас.

Ужас ужасом, но, если она не сходит туда, куда направлялась…