Лиса. Личные хроники русской смуты

Утром Лису подозвала наблюдающий врач и, глядя куда-то в пол, сказала, что у неё ребёнок слабый, недоношенный, а теперь ещё и не ест, и сильно похудел. Если так и дальше пойдёт, то она должна быть готова ко всему.

«Это она мне? Это она про кого?..»

– Неправду говорите! Не будет такого!.. Не будет!!! – эх, разве так она думала встретить свой День рождения?..

Лиса стояла в торце коридора, у выходящего на пустырь окна, и глухо плакала, отвернувшись, отгородившись слезами от всего мира. Вдруг захотелось треснуться своей невезучей головой об огромное, толстое, давно не мытое стекло. Или что-нибудь разрушить. Или самой покалечиться, чтобы физической болью заглушить боль душевную, разрывающую её изнутри. Она даже, было, занесла кулак, но вдруг там, за стеклом, увидела хмурую пожилую медсестру, бредущую с распирающейся от продуктов авоськой. «Наверное, в магазин во время дежурства бегала…» – подумала Лиса. Это она, эта старушка, ругала её за вынесенного напоказ мужу малыша. И предупреждала о последствиях. Предупреждала…

Медсестра вдруг остановилась на бугорке, обернулась и строго посмотрела на зарёванную девушку, словно знала, где та стоит и о чём думает. Потом погрозила ей пальцем и пошла себе дальше. Неужели это на самом деле?.. Неужели не привиделось?.. Лиса сморгнула, протёрла глаза и с удивлением обнаружила, что привидевшаяся ей строгая тётушка пропала. Словно её и не было.

Чудеса…

От задуманного погрома Лиса отказалась. Её отпустило…

Откуда пришли слова, сказать трудно. Всю свою прошлую «правильную» жизнь она раздражалась, если слышала оброненное кем-то «Прости, Господи», «Слава Богу», «Помоги, Боже…», «Не дай Бог!»… А тут сама, по своей воле, шептала и шептала, повторяя как заклинание: «Господи, забери у меня что хочешь… Всё, что я люблю… Только ребёночка, ребёночка оставь! Прошу тебя, Господи…»

И надо же, её услышали…

Плеча выпавшей из реальности Лисы осторожно коснулась взрослая роженица из соседней палаты.

– Ты чего тут стоишь? Случилось что?

– Они сказали, что… – и не смогла продолжить, лишь всхлипнула судорожно, с подвыванием.

– Глупости это! Не слушай никого! Ты молодая, и ребёночка хорошего родила. Ну, не ест пока… Ничего. Потом, когда как следует проголодается, доберёт! У меня, вон, девочка с врождённой грыжей родилась. И то не плачу! Это нам уже ничем не поможешь, а ты успокойся и иди к себе. Холодно тут. Да и детей в вашу палату уже повезли. Всё будет хорошо, – женщина кивнула каким-то своим мыслям и отошла.

У Лисы сложилось впечатление, что недавняя собеседница подходила к ней специально. Именно за тем, чтобы воодушевить и утешить… Она сравнила их ситуации и, устыдившись своей слабости, решительно зашагала следом.

В палате шло кормление. Там, у окна, Лиса потеряла чувство времени и задержалась сверх положенного. Возившиеся со своими малышами женщины встретили её укоризненными взглядами. Её ребёнок лежал на подушке. Маленький, беззащитный, одинокий. От этой картинки у Лисы защемило сердце. Разбухшие груди налились, словно первомайские шары и нещадно болели. Спасти её, избавить от распоясавшейся боли мог только этот кроха. Только бы захотел. Но малыш опять отказался от груди, не услышал её просьб. А ведь она уже почти поверила, что у них всё наладится!

Отчаявшись, Лиса взяла чайную ложечку и выдавила в неё несколько густых клейких капель, а затем поднесла её к приоткрытым губкам сына. Молоко попало в рот. Малыш поначалу зачмокал, но затем скривил жутко недовольную гримасу. Похоже, вкус материнского молока ему не понравился. В завершение сцены он опять зашёлся в обидном плаче.

Что можно сделать в этой ситуации, Лиса не представляла. Абсолютно.

Ей оставалось только одно – плакать и молиться.

Если Бог есть, он непременно услышит её молитву, её просьбу. Не имеет права не услышать! Если он есть…