Лисья тень

На мгновение меня посетила отрезвляющая мысль о том, что учитель Исао ни за что не одобрил бы моей лжи, того обманного маневра, при помощи которого я заставила этого юношу сопроводить меня до храма Стального Пера. Дэнга непременно назвал бы это очередной лисьей уловкой и обманом. Но воин из меня никудышный, я не умела рубить врагов на куски мечом, а о внешнем мире знала лишь по рассказам монахов. Мой храм разрушили до основания, мою семью перебили у меня на глазах, а мне самой поручили почти невыполнимое задание, о котором монахи, судя по всему, знали еще с тех самых пор, как я появилась в храме. То самое предсказание пробуждало во мне непонятные чувства, но мне страшно хотелось одного — закопаться в глубокой норе и не высовываться наружу. Я понимала, что одной мне не справиться, а помощников у меня не было. Как сказала старая тануки сегодня вечером, я кицунэ, ёкай. Не человек. Вот и все мои умения.

Я неотрывно смотрела в глаза незнакомца, который обдумывал мое предложение, и видела, что внутри у него происходит борьба. Наконец он кивнул и отступил от дерева, убрав от моей шеи свой жуткий меч.

— Хорошо, — проговорил он. — Если это единственный способ добраться до свитка, я провожу тебя в столицу, а потом и в храм Стального Пера. Но… — Он сощурился и ледяным взглядом посмотрел на меня, а затем вскинул меч, и отблеск луны пробежал по длинному лезвию. — …Но если ты меня обманешь или попытаешься сбежать, я тебя убью. Поняла?

Я кивнула, стараясь не обращать внимания на волну страха, накатившую на меня вместе с облегчением. Нет, я вовсе не планировала от него убегать, но что-то подсказывало, что этот человек пустыми угрозами не разбрасывается. Со вздохом юноша наконец убрал меч в ножны, и его бледный огонек погас, погружая нас во тьму.

— Пешком до столицы идти несколько недель, — спокойно и деловито сообщил он, отступив назад. — Моя лошадь сегодня вечером убежала, так что нам придется пройтись, во всяком случае, пока я не найду новую. Ты как, готова к путешествию? Все необходимое при тебе?

— Да, — кивнула я. У меня, как у воспитанницы аскетичных монахов, всегда было мало вещей, к тому же все мои скудные пожитки уже наверняка рассыпались золой и пеплом. У меня были сандалии, небольшой узел с одеждой за спиной, нож, а под фуросики — кусочек свитка, обладающий безграничной силой и способный исполнить любое желание. Этого мне должно было хватить.

— Я так понимаю, дорожных документов у тебя нет? — осведомился юноша.

Я непонимающе нахмурилась.

— Нет. А что это такое?

— Ну… — Он покачал головой. — Забудь, — пробормотал он. — Сейчас это все равно не исправишь. Будут проблемы — решим их на месте.

— Ano, — добавила я, когда он отвернулся. — А как тебя зовут?

Он замешкался с ответом, но потом проговорил тихим, ничего не выражающим голосом:

— Каге Тацуми.

Каге. Семейство Каге иначе называли Кланом Тени, и оно хранило множество секретов и тайных знаний, насколько мне было известно. Загадочный юноша с ледяным взглядом очень подходил под это описание.

— А я — Юмеко, — представилась я и попыталась улыбнуться, хотя он вряд ли это заметил, потому что стоял ко мне спиной. — Спасибо, что согласился проводить меня до столицы, Тацуми-сан. Ну и за то, что спас от демонов.

Он никак не отреагировал на мои слова. Шепнув мне «Пойдем», он шагнул вперед и исчез во мраке, будто слившись с самой ночью воедино. Я вновь взглянула на небо, на дым и искры, все еще видневшиеся над деревьями и знаменующие конец прежней жизни.

Закрыв глаза, я быстро прошептала молитву Дзинкею, богу милосердия, и Дорошину, богу дорог, и попросила у них благословить нас на путь и помочь благополучно добраться до цели, а потом повернулась и поспешила во тьму вслед за Каге Тацуми.

Часть вторая

9

Неприкаянная душа

Быть призраком не так-то легко — для этого необходимо редкостное терпение.

В далеком детстве, при дрожащем мерцании свечей, мама рассказывала Суюки сказки о призраках. Под конец дня, пока Мура Акихито еще трудился над новым шедевром в своей лавочке, Суюки садилась на табуретку рядом с мамой, когда та подметала или готовила, и с увлечением слушала истории о красавицах, которых предали или бросили возлюбленные и которые так сохли от тоски, что тела их умирали, а печаль продолжала жить. Суюки замечала, что во всех этих сказках сердце разбивают именно женщинам. Кто-то из них заканчивал жизнь самоубийством. Кто-то погибал от кровожадной руки и потом возвращался, чтобы отомстить. Порой безнравственные женщины обретали страшные и отталкивающие черты. Например, у жадной на затылке появлялся еще один рот, который поглощал все, что попадалось на пути. А неверная обнаруживала, что, пока она спала, шея у нее удлинилась до невероятных размеров и теперь ее голова свободно болталась, выпивая масло из лампы и нападая на мелких животных. В худших случаях женская печаль, ревность или ярость превращала ее в óни, ханью [16] или даже в гигантскую жуткую змею, которая обыкновенно погибала от меча какого-нибудь великого самурая.