В 1991 г. Москва ещё продолжала политику невмешательства во внутренние дела Югославии, поддержку территориальной целостности СФРЮ. Обострение политической обстановки в Югославии в начале 1991 г. не вызывало особого беспокойства у российского руководства, которое исходило из того, что решение возникших в СФРЮ проблем должно происходить без какого-либо вмешательства извне. Запад очень боялся вмешательства Москвы в кризис на Балканах и пытался влиять на позицию официальных кругов СССР. Руководству Югославии стало известно, что на одной из встреч высших должностных лиц НАТО и СССР натовцы преду предили русских, чтобы те не вздумали оказывать материальную или идеологическую поддержку Югославской народной армии (ЮНА): в этом случае НАТО будет реагировать «решительно и со всей силой»[337]
.Влияние США на внешнеполитическое ведомство СССР всё же имело конкретные результаты. Советский Союз хотя формально и не присоединился, но практически прекратил поставки в Югославию вооружения и боевой техники после того, как ряд стран, включая США и Германию, наложили эмбарго на поставки оружия в этот регион. МИД сделал об этом специальное заявление 19 сентября 1991 г. А 25 сентября 1991 г. Россия проголосовала в СБ ООН за Резолюцию № 713 о запрещении ввоза оружия в Югославию.
Распад СССР не мог не повлиять на внешнеполитическую деятельность России. Начались и структурные, и концептуальные преобразования. В декабре 1991 г. после Беловежских соглашений возглавлять МИД России остался А. В. Козырев, недавно назначенный на должность министра иностранных дел РСФСР. Б. Н. Ельцин оставил А. Козырева министром, хотя осознавал, что он – спорная фигура. Президента предупреждали, пишет он в книге, что «Козырев прозападник, Козырев проамериканец». Но Ельцина прельщала «молодость А. Козырева, его выдержка, его холодноватый профессионализм», умение выдерживать большие физические нагрузки[338]
. Но не это оказалось главным. К сожалению, отсутствие опыта, действительно безоговорочная прозападная ориентация, да и неширокий кругозор министра в тот трудный период нанесли России серьёзный урон.С какими идеями министр начал руководить МИДом России? Его коньком стали «общечеловеческие ценности». И ещё постоянно повторялись несколько оборотов из «демократической» лексики, казавшихся министру крайне прогрессивными: «политика нового мышления», «демократические высокоразвитые государства», «переход на цивилизованную, демократическую сторону баррикад», «союз с теми, кто стоит на страже международной законности» и т. д. Об интересах своего государства министр не задумывался. В разговоре с Ричардом Никсоном А. Козырев сказал, что «одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах. И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях». А дальше он обращается к Никсону с просьбой: «Если у вас есть какие-то идеи, и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен»[339]
. Такого ещё мир не видывал: министр суверенной России просит бывшего президента США помочь ему в определении национальных интересов России! Никсон был крайне удивлён. Присутствовавший при разговоре американский политолог Саймс заметил: «Российский министр – человек, благожелательно относящийся к Соединённым Штатам, но я не уверен, насколько он понимает характер и интересы той державы, которую представляет». Никсон тогда подчеркнул, что ради американских национальных интересов он всегда готов был «драться изо всех сил», а Козырев вместо того, чтобы защищать и укреплять Россию, «хочет всем показать, какой он замечательный, приятный человек»[340]. Именно такая позиция российского министра позволила США рассматривать Россию не как партнёра, а как клиента, которому отдают приказания.Второй период
связан с 1992 годом, временем становления политических структур и определения ориентиров внешней политики Российской Федерации. Складывавшийся общефедеральный механизм разработки и принятия внешнеполитических решений был предельно прост. Согласно Конституции России, внешняя политика страны формулировалась Президентом, а осуществлялась МИДом, однако практика была такова, что Президент не принимал активного участия в выработке балканской внешнеполитической тактики (стратегия вообще отсутствовала), доверив ведение дел министру. Тот, в свою очередь, прекрасно пользовался этим и всегда умел убедить Президента в необходимости тех или иных шагов. Президент всецело доверял министру. Это, наверное, связано с тем, что он был среди немногих, кто участвовал вместе с Б. Ельциным во встрече в Беловежской Пуще и разрабатывал документы о расформировании СССР. А. Козырев умело использовал в своих собственных интересах нежелание президента заниматься внешней политикой.