Верховный Совет собрался 26 июня 1992 г. и заслушал невнятные объяснения министра по поводу его позиции в югославском вопросе. Депутаты проявили хорошее знание истории, ситуации на Балканах, понимание серьёзности момента, высказали много упрёков в адрес министра. В выступлениях депутатов постоянно звучала ответственность за происходящие на Балканах события. Как сказал один из выступавших, «это наша история, от неё никуда не уйдешь. И виноватый брат братом остаётся всегда, и то, что виноватого брата мы бросаем сейчас в беде, чего не было никогда в истории России и Сербии, это очень плохо. Не будет нас с вами, не будет Козырева, не будет Ельцина, а вот это пятно на России, к сожалению, останется»[348]
. Депутаты выказывали недоверие министру, требовали от МИДа проводить внешнюю политику в интересах русского народа, предлагали незамедлительно ввести мораторий на осуществление санкций Россией. В проекте постановления так и стояло: «Рассмотреть возможность моратория на санкции против Югославии или их осуждения с тем, чтобы использовать эту возможность в целях активизации мирного урегулирования». И хотя депутаты проголосовали за эту формулировку, в окончательном варианте она была заменена на более осторожное требование «изучить возможность постановки в Совете Безопасности ООН вопроса о сокращении объёма санкций в отношении Союзной Республики Югославии»[349]. В Постановлении рекомендовалось МИД придерживаться сбалансированного подхода ко всем сторонам конфликта.МИД усмотрел в постановлении ни много ни мало противопоставление воле международного сообщества и прямое нарушение Устава ООН. С этого времени МИД рассматривал все действия Верховного Совета как противовес официальной политике, как попытку внести неправомерные коррективы во внешнеполитический курс страны. С этого времени наметилось противостояние парламента и МИДа по югославскому вопросу, временами перераставшее в острую политическую борьбу.
В Белграде тяжело восприняли весть о том, что Россия поставила свою подпись под санкциями, расценивая этот акт как предательство. Но многие пытались всё-таки оправдывать действия российского руководства тяжёлым экономическим положением «старшего брата» и необходимостью получить обещанные кредиты. Сербы были, к сожалению, правы, когда говорили, что нам этих денег сразу не дадут, а будут использовать их лишь как приманку для привлечения России на свою сторону в балканской политике.
Несмотря на чётко изложенную позицию парламента, президент РФ подписал 14 июля распоряжение о «замораживании» отношений с Союзной Республикой Югославией. 17 июля постоянное представительство РФ при ООН проинформировало Генерального секретаря о выполнении Резолюции № 757 по всем направлениям: приостанавливались экспорт в Россию товаров из СРЮ и обратно, научно-техническое сотрудничество, культурные обмены, официальные визиты, накладывался запрет на перечисление финансовых средств в СРЮ, понижался уровень персонала посольства СРЮ в Москве[350]
.В ноябре 1992 г. министр ещё больше укрепил своё влияние, получив от президента полномочия координатора в вопросах внешней политики. Верховный Совет держал балканский вопрос под постоянным контролем, а А. Козырев упорно не замечал его деятельности.
МИД РФ во второй половине 1992 г. активно поддерживал все решения СБ, всячески подчеркивая «их взвешенный, сбалансированный характер и чётко очерченную гуманитарную направленность», выступал за «энергичные, а при необходимости – жёсткие меры воздействия», согласился с сентябрьским решением ООН о прекращении существования Социалистической Федеративной Республики Югославии и необходимости для СРЮ подавать заявление о вступлении в ООН, одобрил решение о временном неучастии СРЮ в работе Генассамблеи, считая это большим достижением российской дипломатии, воспротивившейся исключению Югославии из ООН[351]
. Как писали тогда российские газеты, Москва заключила «джентльменское соглашение» с другими членами Совета Безопасности, пообещав проголосовать за Резолюцию 777, а США, Франция и Великобритания, в свою очередь, обязались не ставить вето на предложение о приеме СРЮ в ООН, если Югославия подаст новое заявление о приеме в ООН до 20-х чисел декабря 1992 г. При этом текст выступления российского представителя в СБ Юлия Воронцова «Независимая газета» охарактеризовала как «любопытный образчик политической казуистики. Россия постаралась обставить своё решение целым рядом оговорок и таким образом максимально подсластить пилюлю, которую должен был проглотить премьер-министр СРЮ Милан Панич»[352].