Лисы мастерских

Заехал к Василию и Занзибарский. Они были полными противоположностями по всему: беззащитно маленький и пугающе массивный, явно талантливый и откровенно бездарный, график от Бога и «я все техники умею», бессребреник и «удавлюсь за копейку», певец чистого искусства и халтурщик-конъюнктурщик, странник и домосед, сдержанно молчаливый и по-бабьи брехливый, честный и лживый до патологии, воплощение веселой доброты и бочка минорной кислятины – и это еще не все. Но это ничуть не помешало им быстро спиться и стать собутыльниками по убеждению: оба предпочитали тяжелый алкоголь.

В Комсомольске Василия с Занзибарским еще крепче связали пьянка, творчество, рождение лис и то, что он памятной ночью слышал знаменитый вой. Он напомнил ему игру духового оркестра в пятидесятиградусный мороз. Музыканты не знали нот, губы примерзали к мундштукам, но они отчаянно выдували что-то в медные раструбы.

Звуки неслись над безжизненной тайгой как последний прощальный стон насморочного мамонта и оповещали озябших сонных глухарей о том, что скоро из мерзлого грунта начнут поднимать радиоактивную руду.

Кроме Занзибарского наезжали и другие художники. Сценарий был типичен. Если приезжал один человек, то он усердно пил, на словах мерился с Василием мастерством и крайне редко выходил с этюдником из помещения. Если наезжали несколько, то они старательно пили, в спорах мерились друг с другом мастерством и изредка выходили с этюдниками из помещения. Листы для отчета за командировку они нарабатывали у теплых печек между тостами и закусками.

Так рождались целые циклы, за которые мастера потом получали звания и высокие премии. Знаменитый цикл «Девушки Чукотки», в котором «в емкой форме показана динамика пробуждения малых народностей от первобытной отсталости», изобразил галерею местных шлюх, которые за еду и выпивку обслуживали художников. А не менее знаменитый цикл «Лики Крайнего Севера», который «воплотил созидающую силу социалистического строительства в преобразовании Севера», с большой мерой фантазии изобразил то, что было видно из окон общежития.

После отъезда делегаций Василию тоже всегда оставалось одно и то же: обоссанный диван, чай и коньяк. Чай и коньяк он использовал, чтобы отбить запах мочи и тем стереть самые значительные следы пребывания собратьев по кисти. Те же, вернувшись в города, в интервью и перед открытием выставок правдоподобно и ярко врали о том, какие удивительные настоящие люди живут в этом суровом краю, как они борются с природой за социалистическую родину, как они отдают силы партии, как они уверенно шагают в светлое будущее. И никакая метель не могла заглушить их звонкие лживые голоса, прерываемые только звуком аплодисментов.

В череду замедлений и убыстрений времени постоянно вклинивались женщины. Они вешались на Васю с отчаянием последнего шанса, страстью достигшей желанной цели торпеды и решительностью подбитого самолета. Но их присутствие в жизни изощренного графика по его строгому правилу ограничивалось ночью и никогда не переходило в свет.

Собака Маняшка с кошкой Игрушкой строго следили за соблюдением домашнего закона. И, если хозяин недостаточно трезв, чтобы четко разграничить день и ночь, вежливым поскуливанием, подталкиванием и мягкой лапой с коготками указывали гостье на дверь. Зная об этом, некоторые частые посетительницы к утру припасали Маняшке и Игрушке специальные лакомства. Но те были непреклонны и сторожко охраняли границы. Они деликатно принимали подачки, дескать, тебе зачтется, но все равно в два мокрых носа и восемь лап выпроваживали гостью.

Не торопили они только Ядвигу. При свете дня ее хотелось видеть еще больше, чем ночью. Тут пришло время удивляться Василию и его верным стражам. Когда он как-то утром как бы между прочим попытался задержать эту гордую полячку, она резко с оттенком брезгливости и безразличия отстранилась и сказала: «Мне кажется, что между нами только постель. Меня это устраивает». Слова озадачили Василия; он почувствовал, что звучит правда, правоту которой нет желания признавать.

С этого момента начались образцовые ухаживания с полевыми цветами, приглашением в клуб и прогулками на виду у всех по единственной улице поселка. С момента начала ухаживаний постель как-то сама собой закончилась, испарилась без следа, словно ее и вовсе не было, а они только что познакомились и с головой погрузились в букетно-конфетный период. Первый поцелуй жарким летним вечером стал для Васи откровением. Он и не предполагал, что знакомая ему до каждого квадратного сантиметра Ядвига умеет так целоваться.

Желание продлить поцелуй наталкивалось на страх от ощущения растущего плена. Зависимость пугала и влекла Васю. Он не замечал того, что с самого начала был добычей, и в своем смешном охотничьем азарте напоминал щуку, разевающую пасть на крючок. Так, с раскрытой пастью он выдохнул предложение и услышал в ответ, что все надо делать как у людей – со сватами.