Лисы мастерских

Лёша одновременно родился в Москве и в Воскресенском. В один год и одном весе был чемпионом и дважды серебряным призером среди юниоров по самбо. Он одновременно по отдельности и вместе, в разной последовательности учился и не учился в архитектурном училище, техникуме и МАРХИ. Он окончил и не окончил архитектурный техникум, училище и МАРХИ.

В варианте до и после техникума учился полгода и три года, но не окончил МАРХИ, красиво разветвляются причины добровольного ухода и исключения оттуда. Он одновременно не посещал занятия именно по рисунку, конфликтовал с большинством преподавателей, начал получать стипендию в Фонде Рерихов и институт стал не нужен, вампирил профессуру, обладал излишним темпераментом. Кому это мешало? Саму стипендию он получал в разное время.

Выставки упоминаются и не упоминаются вне логики. К живописи подтолкнули один и два перелома. В этих сообщениях все благополучно только с картинами: они равномерно распределены по всей планете и только самые ленивые принципы, графы, финансовые тузы и шоумены пока не приобрели их.

Я не оспариваю ни одного из этих утверждений. Даже того, что действующий дворянский титул, толщина кошелька и социальный статус коллекционера – гаранты художественного вкуса и характеристика работ художника. Я не хочу рушить колоритного персонажа и часто не претендую на фактическую точность.

Апартаменты для лилипутов – меньшую комнату в крохотной двухкомнатной квартирке – Алексей увеличил втрое. Он, как Вася Некрасов и Саша Трипольский, умеет расширять пространство по своему усмотрению. В торцевой стене против окна стоял заполненный красками и холстами шкаф со снятыми дверцами. Щель между ними и стеной занимал поставленный на попа сбитый из струганных досок настил, который ночью становился кроватью. Больше в комнате ничего не было. Оранжево-серо-голубые обои раздвигали стены.

Лиса почувствовала себя неуютно и неодобрительно хмыкнула. В первый момент своего присутствия в доме она не решилась выговаривать, что, дескать, мы тоже не лаптем деланы и не на медные гроши учены, знаем, что такое хай-тек, видели норы голодных лис, живущих у больших заводов, но здесь все лаконичнее, чем в тюремной камере, а это перебор.

Кроме лисы, пустоты никто не ощущал. Здесь было удивительно удобно и уютно сидеть на полу и болтать о поездках, левитации, скрытом присутствии, творческих импульсах, обратимости финальных состояний, многомерности миров, ментальных планах, вдыхаемом через ноздрю астрале, проекте «Пиво в Москве», переходе энергий в точках бифуркации и о многом другом. Да и лису примирили с реальностью ковры и телевизор в комнате мамы и бабушки.

– Тебе для творчества время надо высвободить, – сказала лиса Алексею, словно она взмахами хвоста руководила течением минут, удивительно ловко, так, что никто этого не заметил, перебралась в другую комнату, развалилась на ковре и уткнулась носом в депутатские драки на экране.

Училище, кроме отдельной комнаты, подарило Алексею компанию друзей-гопников и гордость за то, что он получает почти ту же профессию, что и легендарный Анатолий Зверев. Второе повлекло за собой безобидный плагиат поведения и палитры. Первое же потянуло череду образцовых по своей тупости поступков, от которых потом приходилось старательно отмываться и зачищать их следы в интернете.

Алексея в училище привели извилистые тропы полной случайностей судьбы гения. Для его друзей это убогое заведение было единственно возможным вариантом жизни. Но живописец этой разницы не понял. Потому его друзья – жлобы и гопники – казались ему такими же ментально организованными существами, как и он сам. Он их слушал, соглашался с ними и делил жизнь, оказался в плену разношерстной, но очень однотипной компании.

Ее члены постоянно отстаивали право казаться творческими людьми. Обязательного для этого налета экзальтации достигали разными способами. Потомок графа Лорис-Меликова в любую погоду ходил в перчатках из дешевого кожзаменителя. В этих перчатках он ел, фотографировал, писал, здоровался и делал многое другое. Пробовал даже мыться в ванной. Другой никогда не расчесывался, превратив этим волосы на голове в подобие слежавшейся одежной щетки. Третий уверял, что расцвет творчества возникнет, если есть только запеченную в костре картошку, и тянул всех на ночные посиделки у огонька. Четвертый призывал отказаться от карманов, а те, которые уже есть, срочно зашить. Пятый считал, что день прожит зря, если в этот день он не увидел хотя бы одной обнаженной девушки на расстоянии вытянутой руки.