Литерное дело «Ключ»

Вспомнилось кладбище в Перми, глуповатые лица солдат оцепления, напряженные – местных сотрудников и разбитый, обворованный склеп, разбросанные кости… Виноваты мы перед умершими в те страшные годы. Ох виноваты. И деньги эти – на крови, их нельзя брать. Ну, что? Шагом марш в полицию и руки вверх? Странный, не кончающийся сон, когда изо всех сил хочешь и не можешь проснуться. Паспорт получил и сжег. Деньги заложил в тайник… Зачем? Рефлекторные подергивания умирающего. Бессмысленные действия. Лишь бы занять себя чем-нибудь… К чертовой матери. Есть еще один путь. СССР. Приехать, как ни в чем не бывало заявиться к жене, детям. Здравствуйте вам. Это я. Ваш муж и папа. Как будем строить жизнь? Чепуха… Идет охота, красные флажки – за спиной, кольцо замкнулось, и это, к несчастью, печальная быль…

Тяжелый запах эфира и чей-то голос, странное эхо, складывающееся в непонятные слова: «Кажется, он приходит в себя…» И хочется спросить – кто? Откуда? Не сразу доходит значимость местоимения «себя». Самого то есть. Это что же – о нем? Куда же он уходил и откуда возвращается? И снова голос: «Открыл глаза. Пожалуйста, можете начинать».

– Василий Андреевич, товарищ полковник…

Сквозь веки, которые не размыкаются, не разрываются, не расходятся – как еще обозначить? Сквозь них плохо видно, почти ничего. Сравнительно молодой, в штатском, да где это все происходит?!

– Вы дома, товарищ полковник, дома! Это госпиталь – ну, знаете, наверное, в зеленом месте, Покровском-Стрешневе, чудо какое! Деревья прямо в окна, воздух прозрачен и чист, как поцелуй ребенка!

– Любите Лермонтова… Вы русский? Эмигрант? Вы из полиции?

– Ну, слава богу, заговорил… Я русский, из КГБ, из вашего управления. Мне поручили, чтобы я…

– Не стану разговаривать. Я вас не знаю. КГБ, полиция – сказать можно все что угодно. – Приходил в себя, словно поднимался со дна океана.

– Хорошо. Только не надо нервничать. Я сейчас позвоню, приедет тот, кого вы наверняка знаете. Вы поспите пока…

Незнакомец скрылся за дверьми, сразу же появилась женщина в белом. Наверное, и вправду врач.

– Вы доктор?

Улыбнулась мило, с некоторым напрягом:

– Да. Я сейчас сделаю вам укол, вы придете в себя. – Появился шприц, струйка взвилась к потолку, укол, он почти нечувствителен, она умеет…

– Спасибо. Что со мною? Где я?

– Это госпиталь, вам уже сказали. – Сделала вид, что занимается шприцем. Отчего oнa так напряжена?

– Вы не ответили: что со мной?

– Вы… заболели. Сейчас приедет ваше руководство, вам все объяснят.

Забавно… Объяснить случившееся может только «руководство». Какое милое, сильно подзабытое вдалеке от Москвы словечко… Вдалеке от Москвы. Так. Значит, сейчас, здесь – Москва? Как же оказался в ней, неужели…

Как все ясно, как все прозрачно… Теперь в багажнике автомобиля возят. Наверное, укол, потом упаковали в дипломатический багаж, под видом купленной мебели для МИДа привезли, «возвратили». Значит, нужен еще. Значит, станут спрашивать о ключе. Прекрасно! Вспомнил все… В дверях появился человек в халате. Какое знакомое лицо…

– Ну? Василий Андреевич? Слава богу, мы уж не чаяли… Как самочувствие? Я, знаешь ли, сразу сказал: товарищи врачи! К вам обращаюсь я.

– Друзья мои, – перебил вяло. – Ладно, товарищ генерал. Требуется ясность. Что случилось?

Замнач управления, веселый попутчик по командировке в Пермь. Мнется чего-то товарищ генерал. Сверху врут легко. Во вранье же контактном у них получается плохо.

– Крепись, Василий Андреевич. Тебя нашли без сознания около нашего пункта, невдалеке от ООН, от тебя секретов нет, ты, поди, и без меня знал эту нашу точку… Так вот, товарищи тебя увидели, хотели вызвать «скорую помощь», отправить в больницу, тут старший догадался проверить твои документы, и… опять же слава богу, хотя я, как ты понимаешь, сугубый атеист, ну, все равно. Как раз они получили – ввиду накалившейся вокруг тебя обстановки – нашу шифровку: оказать максимальную помощь. Ты ведь вышел с этим банком на финишную прямую, Василий Андреевич, мы, естественно, беспокоились, хотели помочь. Вот ты оказался здесь, в Москве.

– А к окну подойти можно?

– Знаешь, как выглядит двор нашего госпиталя в Москве? – улыбнулся несколько вымученно. – Вставай, смотри…

Решеток на окне нет. Уже хорошо… Но это не госпиталь. И это не Москва. И в контейнере никто никого не вез, они не идиоты, это рискованно. Значит, не госпиталь. Скорее всего – посольство в Берне. Помещение амбулатории. Сюда доставить могли беспрепятственно и без особого риска. Сунули в карман советский паспорт – и все. Теперь: есть ли смысл выстроить на лице идиотическую наивность, согласиться с предложенными обстоятельствами, подыграть? За окном и вправду много зелени, птицы щебечут, живи и радуйся. Ладно. Сменить пластинку никогда не поздно. Начнем, благословясь…

Голос доброжелательный, тихий: