— Ты меня понимаешь. Люблю такую Москву. Так бы вот сидел здесь, на балконе, и, не отрываясь, смотрел бы на город.
Я лежу и смотрю на них. Вот так! Все просто! Ленивая Москва… Сказал легко. Случайно. Между прочим. Запросто. Не надо напрягаться, переживать, вынашивать, как ребенка, мысль, а потом в муках рождать. Не надо. Достаточно вот так просто кинуть пару слов… Вот она — самородная красота. Наивысшей пробы… Я так не могу.
Раз, два, три… Эй! Эй, ты! Ты! ТЫ!
Надо меньше пить.
Надо меньше пить.
Надо меньше пить.
— Знаешь, она еще спит. Ее не разбудили, — Андрюша.
— Забыли разбудить, — Мила.
— Да, забыли, — Андрюша бросает докуренную сигарету и входит в комнату. За ним молчаливый Митя.
Катя убирает со стола.
— Погоди, я тебе помогу, — Мила подходит к ней.
— Вы чего это? — хитрость. Хитрость — вот что в глазах Андрюши частый гость.
— Со стола убираем. Сейчас посуду мыть будем.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем посуду мыть? Все равно жрать из нее будем.
— Как это?
— А мы, по-твоему, водку не закусываем что ли?
— Андрей, хватит! Нам уже пора собираться. Скоро Катины родители вернуться. Ты что, не понимаешь? — Мила делает вид, что обижена.
— Ну и что? Разве мы им не нальем? — и начинает ржать, широко раскрывая рот и харкаясь утробным «га-га-га». Вторыми голосами ему помогаем мы с Митькой.
— Дураки! Ну ей богу, дураки!
— Дураки — не дураки, а после стакана закусываем.
— Ну хватит уж! Подурачились и будет, — теперь Мила действительно обижена.
— Да не обращай ты на них внимание, — успокаивает ее Катя. — Пусть дурачатся.
Убирают со стола.
Андрюша чувствует, что проиграл. Это его не расстраивает. Он хватает полупустой пузырь «Русской», взбалтывает и с возгласом: "… и вновь продолжается бой!" залпом выпивает до дна.
Я отворачиваюсь к стене и рыгаю, чтобы сдержать позывы желудка. Ну и здоровье! Луженая глотка!
"Эй, вставая мужик! Пропивает, что есть!" — завопил из динамика солист "Сектора газа". Андрюша включил магнитофон.
— Эй, братва! Все за стол! Бухать будем! — хватает стул и садится к недопитой бутылке «Лимонной».
— Кури-бухай! — рядом садится Митька и тянется за стаканом.
— Экш! А ты что? Мама не разрешает?
— Здоровье.
— Ну и мудак! — резюмирует Митек.
Я встаю и иду на кухню. Второй "и-вновь-продолжаетсябой!" я уже не выдержу…
Сижу. Пью воду из стакана. Приходят девчонки с посудой. Начинают мыть.
— Кать! Ну ты хотела рассказать, что случилось, пока мы с Экшем на кухне сидели вчера.
— А, ну да! Представляешь, они выпили с Вовиком еще поллитра на троих и начали играть в мушкетеров.
— В мушкетеров?
— Ну да. Только на ножах. Чуть не порезали друг другу руки! Слава богу, послушали меня и остановились…
— Не упоминай имя господина своего небесного в суету земной, — вставил я. Вылетело случайно. Взбрехнул, как старая собака.
— Что?
— Да не обращай ты на него внимание. Дурачится, — Мила одарила меня взглядом, как королева своего фаворита. — А дальше что?
— А потом пошли на балкон… Смеху то было!.. Двумя этажами ниже стала лаять собака с балкона. Так они, дураки, весь сервелат ей перекидали. Ладно бы собака все съела, так больше половины теперь в цветниках лежат. Представляешь себе, какаянибудь бабуля выходит полить свои цветочки или лук, а там зеленые кусочки копченной колбасы.
Обе засмеялись. Одновременно. Как будто репетировали. Если бы у меня остались силы для смеха, я заржал бы на предложение раньше — шутки не объясняют.
* * *
— Ну что, упыри, по домам? — Андрюша ежится от холода в своей легкой не по погоде куртке.
— Нет я к Роману на дачу, — отвечаю лениво.
— Ну ты конкретный типан! От спиртного уже кишки наизнанку, а опять бухать едешь.
— Да нет. Просто посидеть. Там у него сейшн крутой. Поприкалываюсь малость.
— Ехай, ехай… Что ты передо мной оправдываешься. Только я завтра вечером за подготовкой по лабе заеду. Будешь дома то?
— К вечеру буду.
— Что опять за подготовкой? — улыбается Митя.
— Да, — улыбаюсь в ответ. — Приезжай тоже, если хочешь.
— Не… Не могу.
— Ну ладно. Давай прощаться, — Андрюша протягивает руку, дрожа в ознобе.
— Так нам же по пути. Ты сам сказал, что домой поедешь.
— Домой то, домой. Да вот только в чей?
— И куда же ты?
— Военная тайна.
— Да ладно тебе, кончай прикалывать.
— Да так. К одному типу надо заехать. Часы передать. Он их у меня по пьяни забыл еще месяц назад. Только на прошлой недели вспомнил. Протрезвел наверное.
— Ну, давай!
— Давай!
И разошлись, как в море корабли.
С Митькой ныряем в метро. Вагон гудит и сотрясает мое нутро, так что опять тошнит. Еще народу битком. Преимущественно старухи. Не одной тощей старухи. Все как сардельки. Ну почему в Москве все бабки, как пончики. А говорят жрать нечего. Что они с голоду пухнут?
Опять злой, как черт. От того, что болит все. Не терплю себя таким… Больным… Слабый, как сопля. Сам себе ненавистен.
Наконец, наша остановка. Поднимаемся на верх. На вокзал.
— Ну, что? По пивку? — предлагаю я.
— Хорош! Мне утреннего хватило. До сиз пор закуска в горле плавает, — морщится Митек.
Покупаю «Жигулевского». Оборачиваюсь — Митьки нет. Вот зараза! Хоть бы окликнул, предупредил, что отойдет. Всегда так!..