Литконкурс Тенета-98

Маша, сидевшая на полу, упала на спину и с полминуты просто стонала от смеха. Ник заинтересованно смотрел на такое дело, а потом решил продолжить грызню сумки. — У меня была примерно такая же реакция, — сказала Юлька, когда Маша отсмеялась. — Когда мама и кошка сделали полный круг по ковру, я уже не могла смеяться. Я тихо умирала от смеха. У меня едва хватило сил попросить маму прекратить это дело. И потом целую неделю кошечку вытаскивали в комнату и проделывали с ней эти гимнастические издевательства. Через неделю она уже ходила сама, но эта неделя осталась в моей памяти навечно. — У тебя дивная мама, — сказала Маша. — Да, — задумчиво произнесла Юлька. — За такие вот моменты в жизни я ее и люблю. Почему ты молчишь, что у тебя чашка пустая? — она открутила крышку с бутылки и налила Маше пива. Ник, отвлекшись от грызни сумки, завороженно наблюдал за этим процессом. — Что, радость моя? Ты хочешь пива? — спросила его Маша. — Этот кот ест сырую картошку и пьет чай с сахаром. Может, угостить его пивом? — По-моему, он все-таки не хочет. — А придется, — Маша осторожно налила пива в крышку от бутылки и взяла кота за шкирку. — Aut bibat, aut abeat, — она поднесла крышку к носу Ника. Ник принюхался, потряс головой и внезапным точным ударом задней лапы вышиб крышку из Машиных пальцев. Крышка, описав замечательную дугу, упала на кровать, пиво по дороге разлилось по ковру. — Собака ты сутулая! Пугало аэродромное! — Не ругайся, Маш. Ты подумай, какой у тебя замечательный кот. Он не пьет. Он человек принципиальный. — Он не человек. Он даже не кот. Он свинтус! Но зато он умещается на моей ладошке. Мой любимый размер, как говорится. …Кстати, о размерах. Тебе почитать что-нибудь? — А куда ты денешься, — усмехнулась Юлька почти небрежно, но в душе она прыгала от радости. Это же можно заказывать все, что хочешь!.. — Я недавно где-то читала твое стихотворение, там что-то такое… "Человек уходил навек"… — А-а, да. Есть такая буква в этом слове.

Маша посмотрела куда-то поверх Юлькиной головы. Не смежить мне усталых век. Не забыть никогда, никак Человек уходил навек, Человек уходил во мрак. И ложился под ноги снег, И деревья сплетались в сеть. Человек уходил навек, Человек уходил совсем. Этот день я запомню так, Словно памяти больше нет. Человек уходил во мрак, Погасив за собою свет. Через тысячи долгих зим Я поверю в твою вину Как посмел ты уйти один И оставить меня — одну?! — Здорово, — прошептала Юлька. Она смахнула с ресниц слезы и внезапно поняла, куда Маша так сосредоточенно смотрит. За спиной Юльки висел портрет Тина. — Это о нем? — Это для него, — Маша помолчала. — Ты, может, слышала: был такой человечек, ее звали Клетка. — Что-то слышала. — Она порезала себе вены. А он ее любил.

…Он пришел во двор старенькой пятиэтажки, где жила — для кого-то Лена Ремизова, для кого-то Клетка, — где стояли угрюмой, настороженной толпой родственники и друзья и все ждали, когда вынесут гроб. Люди негромко переговаривались, кто-то плакал, какой-то дедушка скрипучим голосом говорил о том, что Леночка попала в плохую компанию и они довели ее до самоубийства, говорил, совершенно не замечая того, что "плохая компания" в полном составе присутствует тут же. Кто-то из ребят собирался затеять склоку и «объяснить» дедушке, что он неправ, кто-то кого-то успокаивал… Тин стоял в общей толпе и молчал. Он словно отгородился от всех окружающих своим молчанием и глухой стеной отчаяния, и Каре было очень страшно. Она боялась — каждую секунду, — что Тин сейчас не выдержит и закричит.

Но он молчал. Молчал, когда дядя Клетки, суровый бородатый мужчина, глядя на Леночку, судорожно сглотнул и рука его дрожала, когда он гладил племянницу по щеке. Молчал, когда Джокер, который мрачно крутил серебряную печатку на пальце, вдруг развернулся и быстро пошел прочь, расталкивая людей.

А когда уже собрались ехать на кладбище и те, кто не ехал, подходили ближе к гробу — прощаться, — Тин все так же молчал и смотрел на Клетку; и тогда Кара не выдержала. — Тин… — она подошла к нему и тронула за рукав. — Костя…

Он словно очнулся, внимательно посмотрел на нее и спросил: — Что?

И вот тогда Маше стало действительно страшно. Во-первых, от его взгляда, слишком внимательного для такой мелочи, как ее слова. А во-вторых, от его голоса. Он спросил, как бы удивляясь, что можно вообще говорить о чем-то. Что-то осталось в этом мире? Что-то, стоящее внимания?

И Маша поняла, что если он будет смотреть вот так, то она просто разревется и убежит. И она выдавила из себя фразу: — Ты не едешь на кладбище?

Тин мотнул головой, взял Кару за руку, и они пошли к реке. Там они долго сидели на поваленном дереве и смотрели на тот берег, и Тин опять молчал. Он часто отворачивался от Маши и, разглядывая индустриальный пейзаж вокруг, делал вид, что он совсем даже и не плачет… А Кара чувствовала огромное облегчение от того, что теперь он не просто молчал.