Литконкурс Тенета-98

Я позвонила Сюзанне и предложила пройтись. Суетно работать в турагенстве, но удобно летать на презентации отелей за счет фирмы. Вчера она вернулась из Лондона, значит тема будет английской. Надев строгий костюм, я не ошиблась. Она рассказывала. Я улыбалась. Сюзанна забыла, что летом я была в Лондоне по ее же настоянию, но она привезла впечатления, а я их уже растеряла.

На Сюзанне была длинная бежевая юбка из жатого шелка по которой ползли мелкие бледные голубые цветы. Летний голубоватый пиджак, под ним палевая блузка с небесными разводами. Она назвала себя ~five o'clock tea~, и мне стало тошнотворно грустно от своих нескончаемых определений. Голубые глаза ее вперялись с требованием перенять восторг. Тысячи пабов, каньонов и английских джентльменов собрались вокруг.

Я специально повела ее по Нахлаоту, считая, что способность к приспособлению имеет все-таки границы, ибо органично рассказывать о Лондоне, вписываясь в узкие каменные улочки, похожие на вывернутые кишки со всей их прошлоиракской жизнью — это уже слишком даже для Сюзанны.

— И все угощают тебя кружками пива! Ты становишься пивной бочкой и от тебя разит за километр! — вопила она в восторге. — Я соблазнила портье, и он принес мне сушеную воблу! Я съела рыбу и выгнала этого сукиного кота, потому что у меня уже был в жизни метрдотель, хватит! А он извинился и ушел… Тогда часа через два я вернулась и пригласила его в самый лучший ресторан…

— И заплатила?

Сюзанна изумленно уставилась на меня, потом спохватилась:

— Нет, я не платила. Потому что он был джентльмен. А я не могу платить дважды.

— То есть?

— Ну, хорошо. Послушай: он заплатил за меня. А потом заплатила я.

— Зачем?

— Я тоже решила быть леди. Ладно, проехали.

— Ты разве достаточно хорошо говоришь по-английски?

— Плохо. Но я хорошо по-английски молчу. Говорили мы по-Фрейду.

Я почувствовала, что надо сменить тему:

— Ну, ладно. А в Британском музее была?

— А чего я там не видела?

— Ну, все не видела… А в Тауэре?

Сюзанна изумилась:

— А что это?

— Ну, это… Замок такой, — я просто сгорала от неловкости.

— Нет, — сказала потускневшая Сюзанна. — Я была только на этой, ну, обгаженной голубями площади. Все семь дней я ходила и кормила этих крылатых бройлеров. Там же я знакомилась с джентльменами.

— Зачем? — поразилась я.

— Зачем кормила? — ласково сказала Сюзанна, — Чтобы джентльмены думали, что я очень добрая и простая девушка, ведь все они очень сентиментальны там, в далеком туманном Лондоне.

— Все семь дней, — убито сказала я, наконец поняв, что она издевается и, видимо, давно. — Возвращение в Т-ск N3.-

Пуповина моей духовной связи надорвана, но не прервана. Россия, старая развратная дура, прижившая меня непонятно от кого, я не могу избавиться от тебя и это вечный позор и гордость моей души, видевшей… скорее чувствовавшей проблески синих озер среди зелени опушек, щедрость к убогим, способность к дикой свободе и бесконтрольным счастью и тоске. Зачем испортила ты мне жизнь, назвав русской, но шепнув, что я чужая… Как обволакивала ты меня! Как липкое тело моллюска — инородное тело. Черный жемчуг ненависти и тоски, выращенный тобой, действительно редок.

Живя в Иерусалиме, я слишком многое считаю близким и ничего — родным. Русское подворье, Елизаветинское, ~эта колонна-монолит была отрыта…~, стойкая архитектура куполов, бары ~Николай~ и ~Сергий~, как это отзывается во мне.

Но душа моя скулит, обращаясь к Нему над пламенем двух зажженных свечей: ~Благословен ты, Господь, давший им субботу~…

Я не знаю и знать не хочу могилы своих предков. Кто были эти люди, бунтующие и сходящие с традиций, как электроны с орбит?

Безродная космополитка, случайно возникшее сочетание дворняжечьих генов с официальной записью в паспорте ~лицо без определенной национальности~, я имею право стороннего суждения и домысла. Я лишена права сказать обладателям родословных ~мы~, но я говорю ~мы~ тем, с русской безалаберностью и еврейской скорбью, с польской гордыней и латышской прохладцей… Послушайте, господа дворовой национальности, свобода эмоциональной независимости дороже! Любите ее в себе, и вам обеспечены ненависть и зависть окружающих!..

Я не еду. — Следующая часть моей ситуации.-

Образование мое выборочно, а существование пунктирно — я теряю целые сгустки времени и судорожно цепляюсь за моменты эмоциональных всплесков. Не помня, как ехала до работы сегодня, я запоминаю фразу, сказанную чуть более гортанно в момент, когда открылось окно, и ветерок разгара осени устроил канцелярский листопад с моего стола. Фраза была: ~Я не понимаю того, что понимать лень~. Недоумение же мое постоянно.

Героини моих ежедневных ролей более плоски и интересны, чем я. Свободнее обрисованные, они умеют всерьез разговаривать о еде и одежде, причем делают это уже совсем самостоятельно, а я ухожу. Еще одна ступенька той самой лестницы. Меня давно мучает загадка — о чем я думаю в это время?

Постоянные упреки в благополучии унижают меня, потому что жаловаться некому.

Хорошо, что состояние предвлюбленности оставило меня. Тревожность его мешала, как постоянный посторонний взгляд. Все.