Литконкурс Тенета-98

— Неужели? — с улыбкой спросил Пирс, делая окончательный вывод о причинах своего приезда, — он что же — провидец?

— О, нет. Он — творец.

— Вот как?! — Пирс не стал спорить с этим, и решил перейти на другую тему: — мы так и будем стоять в дверях?

— О, Господи! Извини. Проходи, пожалуйста. — Дина пропустила гостя в дом.

— Твоя львиная грива по-прежнему неотразима — преподнес Пирс комплимент жене друга.

— Куда ж ей деться? — смущенно отреагировала женщина, тряхнув копной пшеничных волос, из под которых приятным контрастом проступали тонкие черты лица. — Разве что облысеть?

— Это было бы еще более экстравагантно. — Оба рассмеялись.

— Слышу в доме знакомый мужской голос, — появился с распростертыми объятиями в дверях гостиной Охо. — Привет, привет, дружище! — мужчины обнялись, — очень рад тебе. Мы ведь не виделись…

— Девять месяцев.

— Точно.

— Но я вижу серьезные перемены в твоей жизни, — сказал Пирс, указав глазами на Дину.

— А, Дина, — глаза Охо заблестели лихорадочным блеском. — Да, она решила вернуться, и я очень этому рад. — Однако Пирс заметил, что скрытый холодок сопровождает эти слова. Такой холодок возникает у человека по отношению к пройденному этапу своей жизни или к законченной работе, когда мозг уже занят другими проблемами. Эту оценку целиком подтвердила смена темы, которую сразу же предложил Охо. Очевидно, именно эта тема была той самой проблемой, которая интересовала теперь друга. — Но пойдем, пойдем, — потянул гостя за рукав хозяин, — я должен показать тебе мое творение. Ты будешь удивлен.

Пирс уже и так все понял, но надеялся, что встреча с неизвестным произойдет не сегодня, однако события контролировать он все еще не мог. Его наблюдательность не выпустила из поля зрения, что по мере приближения к лаборатории, походка и осанка идущего впереди человека изменяются. Из свободного, внешне коммуникабельного, тот превращался в настороженного вора, крадущегося к банковскому сейфу.

Когда Охо открыл дверь и обернулся на пороге лаборатории, Пирс едва не вздрогнул: перед ним было искаженное страстями лицо, в глазах которого пылала алчность и маниакальный огонь.

— Тс-с, — приложил палец к губам хозяин дома и мягко вошел внутрь.

Пирс сразу ощутил в комнате присутствие чего-то холодного, но неизмеримо мощного по психической силе, как будто здесь находился астральный робот, тупо исполняющий любые желания безо всякого разбора. Он увидел на столе небольшую пирамидку, и, как только они вошли, над ней начало извиваться что-то полупрозрачное, быстро превратившись в какую-то бесконечную, вибрирующую, всхлипывающую от вожделения змею. Змея потянулась к Охо, но в тот же миг к ней метнулось коричневое лезвие, разрубившее ленту на мелкие части, которые словно испарились в воздухе.

— Бог мой! Что это такое? — Одновременно испуганно и с отвращением спросил Пирс.

— Это и есть мое изобретение, о котором я тебе столько говорил, Охо, как будто нарочно не понял вопроса Пирса, который касался вовсе не пирамидки, а того, что произошло над ней.

Эмоция гостя мгновенно породила чернильную кляксу, которая не замедлила впрыгнуть в него, вызвав прилив ужаса. Однако, автоматический контроль над собой, также мгновенно отсек от себя нежелательную эмоцию, и только жилка дернулась у правого глаза Пирса. Охо, внимательно наблюдавший за состоянием друга, не мог скрыть своей досады на то, как тот держит себя в руках. Эта досада породила грязно-оранжевую сферу, но все то же лезвие коричневого цвета без промедления уничтожило ее.

Пирс понял, что Охо уничтожает свои эмоции приказами беспощадной воли, не доброй, а скорее яростной.

Эти события заняли не более двадцати секунд, что позволило хозяину лаборатории, как ни в чем не бывало продолжить разговор:

— Я сделал это, Джонатан! Я сделал это! — Над прибором появилось достаточно яркое розовое солнце, и Охо не стал его уничтожать, позволив ему войти в себя. Дождавшись этого слияния, Пирс заметил, как по спине друга прошлась легкая волна, которая, достигнув глаз, превратилась в пленку наслаждения.

— Как же ты назвал его?

Охо вышел из наркотического состояния и самодовольно сказал:

— Я назвал его "Демиург первый"!

— "Демиург"? То есть мастер, творец.

— Вот именно. Ты же все видишь сам.

— Да, вижу. — Если бы Пирс хоть на мгновение опустил свое внимание до астрального тела, то ощутил бы гнев, но его не было, поскольку усилием воли ему удавалось удерживать осознание своего «Я» в области абстрактного мышления. Джонатан рассматривал происходящее, как телевизионный фильм, в котором нет героя, вызывающего сочувствие. Сейчас он был прагматичным компьютером, воспринимающим информацию не в алгоритмической последовательности, а единым куском, не фрагментарно, а немного размазано в отношении частей целостной картины. Но он должен был задать один единственный вопрос:

— И что, твой «Демиург» действительно исполняет любые желания?

— Конечно! В том-то все и дело!

— Поздравляю! — не очень искренне произнес Пирс.

— Спасибо!

Охо между тем, понимая, что все идет не так как ему хотелось бы, досадливо сказал: