Между тем, охающие облака, проникли сквозь стену, и исчезли из лаборатории, потянув за собой аналогичные по цвету и вздохам ленты, направляясь, очевидно, к своим создателям. Пирс вернулся к размышлениям:
— Если же я оставлю все как есть, то Охо в конце концов захочет власти над всей планетой, если и не подальше, а эти жертвы не идут ни в какое сравнение с теми, что останутся теперь, если я отдам приказ о самоуничтожении пирамиды. Ну что ж: из двух зол выбирают меньшее…".
… Лежа в постели, Пирс трясся в нервной лихорадке, пока, наконец, ему не пришла в голову мысль об отмене своего приказажелания, и тогда сразу все прекратилось. Он лежал обессиленный, в холодном поту, вспоминая события последнего часа.
В первые несколько секунд после приказа вообще ничего не произошло, и это молчание уже само по себе было жутким. Пирсу показалось, что он свидетель затишья перед бурей, во время которого в комнате скопилась психическая сила, сопоставимая по мощи с ядерным взрывом. Более того, он мог поклясться, что прибор начал думать, а потом в него, в Пирса полетело все, что только можно себе вообразить: змеи, кляксы, ленты, пилы, ножи, горшки, облака — все это было кашей всевозможных цветов и оттенков. Он приказал прибору уничтожить это месиво, но тот выполнил приказ не полностью: большая часть астральных клише вливались в Пирса потоком. Он упал на пол и забился в истерическом припадке, пока силы не оставили его, измотав нервную систему, и когда через некоторое время все эти штуковины уже не могли основательно на него влиять настолько он отключился от происходящего, тогда вернулось самосознание: он, абстрагировав свое внимание от земного тела, усилием воли Высшего «Я» заставил его подняться, как мешок с костями, и довел до кровати, куда, бросив там в лихорадочном состоянии.
Уже теперь, отменив приказ, он понял, что Охо застраховался от подобных вмешательств в свою жизнь и жизнь пирамиды, отдав приказ об уничтожении всякого, кто посягнет на него лично или на прибор. Однако, Охо не понял того, что информация подобного рода является алгоритмической, последовательной, а это уже область рассудочной, а не астральной деятельности. Поэтому приказ Пирса об уничтожении заставил «Демиурга-1» думать. Эта способность и вовсе испугала гостя, ибо неизвестно, как и что мог надумать этот самый «творец». После этой мысли, получив напоследок потрясшую его кляксу, сквозь стену проникшую в комнату, гость понял, что уже не может ни о чем больше думать и впал в тяжелое забытье. — ГЛАВА 6.-
Утром Пирса разбудил ужасный крик Охо. Поскольку гость так и уснул в спортивном костюме, то мгновенно бросился в лабораторию. То, что он увидел, заставило его задрожать от ужаса, но, сжавшись в ожидании полка клякс, он с удивлением понял, что их нет. Тогда он еще раз оглядел, что предстало перед ним. Всю лабораторию заполняло жуткое месиво — разноцветное, орущее, пахнущее, воняющее и постоянно меняющее свою форму.
Прижатый к стене, истерически выкрикивая приказ об уничтожении этой быстро разрастающейся твари, стоял с искаженным лицом Охо, но монстр словно и не думал исчезать.
Пирс подошел и выключил прибор. Монстр вздрогнул и стал распадаться на части, которые вылетели в окно, а небольшая их доля досталась хозяину и его гостю.
— Что?… Что?… Что ты сделал? — задыхаясь от ярости, кинулся Охо к Пирсу.
Тот остановил его одним движением руки и холодным взглядом:
— Остынь!
Охо задрожал, потом весь обмяк, и, сев прямо на пол, зарыдал:
— Ты убил меня. Его нельзя было выключать. Там все мои желания и мечты, вся моя жизнь.
— Успокойся, Охо. Прибор цел, а это чудовище было небезопасно.
— Это ты его сделал! Ты! — Лицо Охо снова исказилось яростью, пока тебя не было, все шло как надо.
В лабораторию вошла Дина:
— Дорогой, что случилось?
— Убирайся отсюда! — заорал Охо на жену, — только тебя здесь не хватало! Подстилка! Дрянь! Шлюха!
— Хорошо, хорошо: я уйду, — женщина вышла.
Пирс, молча наблюдавший эту сцену, не спеша подошел к Охо, и, взяв его за локоть, сказал:
— Вставай, вставай. — И, когда тот встал, Джонатан продолжил: знаешь, твои отношения с Ди не мое дело, но вот …, — и он от души врезал старому приятелю в челюсть. Тот отлетел к окну и несколько минут лежал с ошеломленным видом, не понимая, как это с ним творцом творца — могут так обращаться.
Затем он поднялся и сел, посмотрев на Пирса долгим, многообещающим взглядом.
— Вот что, дружок, — заговорил он, наконец, — ты мне уже успел поднадоесть за эти несколько часов. А не свалить ли тебе отсюда?
— Нет проблем, старик, — в тон ему откликнулся Пирс. — Только я кое-что с собой прихвачу, чтобы тебе не повадно было превращать людей в зомби.
— Что? Что ты сделаешь? — Охо привстал.
— А вот что, — вытаскивая из розетки штепсель и засовывая пирамиду под мышку, ответил Пирс, и быстро пошел двери.
— Я… Да мне… Да… Я убью тебя! — Пока глаза Охо рыскали по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, Пирс юркнул за дверь, и захлопнул ее, предварительно прихватив с собой ключи, оброненные Охо на пороге.