Литконкурс Тенета-98

Большая часть сентября была дождливой и холодной, только в конце месяца (22 числа, в субботу) заметно потеплело. С утра был густой туман, а в полдень уже вовсю светило солнце и башенный термометр на правом крыле Главного здания показывал двадцать с чем-то градусов.

Колька сидел на лавочке в южной половине университетского сквера, ближе к химфаку. Место там глухое, прохожих почти не бывает. Круглый фонтан, сложенный из каменных блоков, возле фонтана — несколько более или менее поломанных парковых скамеек. Вокруг — подстриженные по ниточке кусты густых охряных тонов — красные, желтые, и коричневые. И каштаны; они пока что зеленые. Даже плоды на них вызревают; самих плодов, однако, Колька не обнаружил, но на дорожке валялись зеленые рогатые скорлупки. А дальше, за невысоким чугунным заборчиком, виднелся пейзаж акварельной бледности, дохлости и прозрачности, точно нарисованный краской с избытком воды: небо с едва различимым оттенком голубизны, ослепительное пятно вокруг солнца и ряд частично облетевших бледно-желтых деревьев вдоль шоссе.

Колька вынул из сумки рукопись своего очередного рассказа исписанную разноцветными шариковыми стержнями школьную тетрадь без обложки; в тетрадь было дополнительно вложено множество отдельных листков. Некоторое время Колька с задумчивым выражением лица читал эти бумаги, одновременно кушая кусок яблочного пирога, накануне самолично им же, Колькой, испеченного. (Яблоки (кислые, жесткие или начавшие гнить которые не очень вкусны в натуральном виде) нарезываются и запекаются с мукой и яйцами), то и дело смахивая падающие на его рукопись крупные коричневатые крошки.

На солнце было сидеть достаточно жарко, даже несколько припекало, так что Колька, одевшийся утром чрезмерно тепло, теперь ощущал неприятный жар, от которого не спасал появлявшийся время от времени прохладный ветер; возникала лишь удушливая смесь тепла и холода, как если когда заболеешь и температура еще только начинает подниматься.

В половине второго Колька встал и направился к зданию факультета. На первых двух курсах по субботам было лишь две пары занятий, а теперь, собаки, устроили третью, после перерыва. Лекция по математической физике кончается лишь в четвертом часу, так что домой Колька раньше четырех не попадет.

Лекцию читает преподаватель по фамилии А. — сын известного академика. Любит изображать демократическую личность: на перерывах стоит на лестнице возле аудитории, закуривает со студентами и даже угощает их сигаретами. Часто отпускает гнусные шуточки: например, сегодня вошедший уже после звонка отличник Петенька был отправлен за мелом, причем А. настоятельно посоветовал ему оставить портфель в аудитории. Петенька послушно положил портфель, вышел и вскоре вернулся с одним куском мела: "Вот — больше не дали." "Спасибо, но если мне не хватит, пойдете опять вы." И позволил садиться. "Да нет, куда же вы? Садитесь здесь, оттуда вам будет далеко идти."

А незадолго до перерыва отколол еще более идиотский фокус. Как бы задумавшись, поднялся по проходу и ловко выхватил у какой-то девушки книжку, которую та читала. Спустился, положил на стол и произнес свою очередную шутку о личной библиотеке, будто бы составленной исключительно из книг, отобранных на лекциях. —2.2. Мраморный день--23.X.79-

День вчера было цвета абсолютно мраморного. Светло-серое небо без единого просвета. Довольно тепло, сухие тротуары и полное безветрие.

После занятий ездил на художественную выставку на М. Грузинской. (По четным понедельникам занятия кончаются в половине первого.) Дошел от метро минут за 15. Называется "Третья осенняя отчетная выставка". Очереди на этот раз не было. (В марте на "Вторую весеннюю" стоял почти час, а полтора года назад, на "Первую весеннюю" — целых четыре. Под охраной милиции.)

Видел одну картину художника Сысоева. Недавно по вредным голосам сообщили, что у него в квартире был обыск: унесли разные книги, а также записи Высоцкого и Галича. (Галич — это тоже автор-исполнитель, умер два года назад в Париже.) Изображен бегущий солдат, составленный из разноцветных кружочков. Форма не советская, но автомат явно системы Калашникова. Называется картина "Нет милитаризму!" (*)

Некоторых художников запомнил по предыдущим выставкам. Линицкий — кресты, часовни, свечечки. Провоторов черно-красные фигуры, напоминающие картинки мускулатуры из учебника анатомии. Наумеец — грязно-коричневые, цвета кофе с кислым молоком, сморщенные холсты.(**) Почитал книгу отзывов. Большинство записей весьма одобрительные. Линицкого одни хвалят за "воспевание Православного Отечества", другие — за "разоблачение антигуманной сущности религии". Встречается и критика, причем обычно не с художественной, а с милицейской позиции: "Кто позволяет такие выставки?"