Лицом к лицу

— О чем ты думаешь? — спросила Нино.

— О тебе!..

— А что ты думаешь обо мне?

— Я думаю, что так я больше жить не могу… Мне очень тяжело без тебя!

Нино побледнела, нервная дрожь пробежала по ее телу. Она удивленно взглянула на Корнелия.

— Корнелий, я долго думала, я мучилась, — вырвалось у нее признание, — но теперь решила все сказать тебе… Знаешь… Нет, нет, мне стыдно… Я… я… согласна…

Голос ее оборвался, она закусила губу и опустила голову.

— Нино, дорогая! Это правда, это правда, что ты сказала?..

Он обнял ее, и они медленно пошли через высокую кукурузу к винограднику Ионы. Нино села на срубленный дуб у орешника.

Луна поднялась еще выше. Под шелест листьев Нино шептала ему:

— Только ты, Корнелий, никому не говори о том, что я тебе сказала. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, слышишь? Мне стыдно…

— Что ты!.. Что ты!.. Неужели ты до сих пор не знаешь меня?

Нино сидела с закрытыми глазами и, казалось, спала.

Корнелий взглянул ей в лицо, коснулся рукой плеча. Она молчала. Он бросил взгляд в сторону дома. В окне слабо мерцал свет. Вокруг было тихо. Чуть слышно шелестела серебристая листва высокого, стройного тополя, напоминавшего жениха-красавца в новой белой черкеске. В кустах послышался шорох. Корнелий вздрогнул, но шорох больше не повторился. Сердце его порывисто билось. В висках стучало. Он встал, сорвал с дерева несколько листьев, приложил их к разгоряченному лбу.

И вдруг притянул Нино к себе. Осторожность, робость оставили его. Им властно завладело одно всеобъемлющее чувство. Кончилась томившая его тоска. Он прильнул к ней. Губы их слились в долгом поцелуе… Когда они встали, в ее глазах блестели слезы. Он повел ее к дому.

Шли кукурузным полем. Чтобы объяснить их длительное отсутствие, Корнелий решил наломать к ужину молодых початков. Попросив Нино обождать, он отправился на середину поля. Острые, крепкие листья кукурузы царапали лицо и руки.

Нино неподвижно стояла, ожидая его. Руки ее беспомощно повисли. Когда, наломав кукурузы, Корнелий взял ее под руку, она, как во сне, молча пошла рядом с ним.

У забора они остановились.

— Мне плохо, — прошептала Нино и посмотрела на Корнелия жалобными, как у раненой лани, глазами.

— Нино, любимая, родная… — прошептал Корнелий.

— Мне плохо, — протяжно повторила Нино и, совершенно обессиленная, прижалась к его груди…

Корнелий напрасно старался нарвать побольше самых отборных початков. Когда они вернулись домой, ни на балконе, ни в гостиной никого уже не было, все разошлись по своим комнатам. Корнелий крепко-крепко пожал руку Нино и направился к себе.

Из слабо притворенной двери к нему доносился недовольный, приглушенный голос Вардо.

Но вот послышались хорошо ему знакомые шаги Нино, дверь тихо хлопнула, щелкнул ключ в замке, и в доме все стихло…

БАРЫНЯ И БЫВШИЙ КРЕПОСТНОЙ

Бесконечно легче живописно изобразить платье какого-либо героя, нежели рассказать о том, что он чувствует, и заставить его говорить.

Стендаль

1

В этот день Тереза сама хозяйничала на кухне — начиняла поросенка рисом и ливером.

Во двор вошел пожилой крестьянин. Сняв с полысевшей головы круглую шерстяную сванскую шапку, он остановился у порога кухни.

— Мир дому вашему, — произнес он торжественно.

— А, Джаджана, здравствуй, — отозвалась Тереза, завидя крестника своей матери. — Что же это ты забыл нас, целый месяц не показываешься?

— Что вы, барыня, как я могу забыть вас…

— Не знаю. Я даже соскучилась по тебе, — заметила Тереза, продевая нитку в толстую иглу, чтоб зашить поросенку брюхо.

— Дела всякие, барыня, — продолжал, как бы оправдываясь, крестьянин. — То кукурузу надо было полоть, то виноградник поливать, то еще что-нибудь…

— Ну, ну, будет тебе врать! — оборвала его с насмешкой Тереза. — Где это слыхано — полоть кукурузу, когда она уже созрела?

Джаджана смущенно опустил голову, но быстро поправился:

— На днях видел на базаре Корнелия. Слава богу, что вернулся. Саломэ и Кетуа говорили, что тоже видели его…

— Да, да, хорошо, что вернулся. Только нехорошо, что твоя Саломэ вином Корнелия угощает. Не следует этого делать, рано ему еще пить, — упрекнула гостя барыня.

Джаджана не согласился с нею:

— Такому молодцу, как твой Корнелий, вино только на пользу. Жаль, что меня дома не было, я бы его по-настоящему угостил. Хороший он у тебя, прямо богатырь вырос!

— Да что толку! — махнула рукой Тереза. — Только приехал и уже обратно собирается.

— А зачем ему собираться? — удивился Джаджана. — Из наших деревенских ребят никто в армию не возвращается.

— Ну, знаешь, это тоже не дело. Если все так будут рассуждать, то кому же тогда защищать нас? Турки перережут.

— Эх, барыня, — безнадежно покачал головой пожилой крестьянин, — без русских все равно с турками не справиться.

— Конечно, не справиться, если ваши парни будут разбегаться по домам, — упрекнула его Тереза. — На Россию, дорогой, нечего рассчитывать, она нам сейчас ничем помочь не может.