Лицом к лицу

— Революция дала! Русские большевики дали! А вы не даете! — перебил оратора кто-то из солдат.

Джугели покосился в ту сторону, откуда послышался голос.

— Товарищи, большевики дали анархию и своеволие, мы хотим революционного порядка. Наша земельная реформа даст…

Вдруг со всех сторон раздались надрывные выкрики:

— Никакой земельной реформы нет!

— Ваш закон о земле остается на бумаге!

— Ваши земельные комитеты — обман!

— Комитеты оставляют землю помещикам!

— Подавись своей реформой!..

Джугели шепнул что-то Чхенкели, поднял над головой фуражку, помахал ею и, когда возгласы стихли, попытался продолжать свою речь.

— Наша земельная реформа даст крестьянам законную землю, а не большевистские декларации. Нашествие турок грозит нам тем, что они уничтожат все реформы и посадят на крестьянские земли новых помещиков. Товарищи, — патетически воскликнул Джугели, — не для того мы подняли красное знамя свободы, чтобы его попрали теперь турецкие варвары!

— Вы сами его попрали! Довольно! — послышались угрожающие возгласы.

— Довольно обманывать нас!..

— Передайте власть народу, и он защитит свои земли от турок!

Джугели с перекошенным злобой лицом переждал, пока стихли возгласы, и сам закричал срывающимся голосом:

— Мы и впредь будем разоружать части, зараженные большевизмом, принимать самые решительные меры. Сейчас самое главное — революционный порядок и революционная сознательная воинская дисциплина. Да здравствуют революция и демократия!

Джугели с трудом удалось закончить свою речь. Но Акакию Чхенкели солдаты почти не дали говорить. Он вертел в руках свой котелок, пыхтел и тщетно взывал к собравшимся:

— Когда враг стоит у порога нашего дома, надо прекратить партийные распри и всякие внутренние дрязги.

— Долой соглашателей! Долой агентов буржуазии! — сразу же прервали его солдаты.

Волновался оратор, а еще больше — его секретарь и ученик студент Гоги Бакрадзе. Некоторые солдаты стояли с винтовками, и Бакрадзе опасался за своего учителя.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — спросил его Джугели и шепнул: — А ты как же представлял себе политическую борьбу?

— Я не за себя, а за Акакия беспокоюсь. Видишь, сколько их с оружием явилось, — тоже шепотом ответил Бакрадзе, сжимая в кармане рукоятку браунинга.

Чхенкели все еще пытался говорить.

— Я призываю вас к беспощадной борьбе с внутренними и внешними врагами, — истерично кричал он, — к борьбе со всеми теми, кто мешает нам защищать свободу и демократию! Все для фронта!

— Долой изменников революции! Долой империалистических наймитов! — крикнул кто-то, взобравшись на зарядный ящик.

Это был Вано Махатадзе. Он держал в руке фуражку, прядь мокрых от пота светлых волос прилипла к его широкому лбу. Он, видимо, шел очень быстро, боясь опоздать на митинг.

— Товарищи, — продолжал Вано, — меньшевики давно изменили революции. Не успела еще высохнуть кровь безвинно погибших в Шамхоре, не успели еще остыть трупы солдат, павших жертвой реакционного союза меньшевиков с мусаватистами и дашнаками, как уже и здесь, в Тифлисе, идет разнузданная травля большевиков. Меньшевики кричат, что их знамя — свобода, но почему же они грозят большевистской партии репрессиями, бичами и скорпионами, почему душат нашу печать? Закавказский комиссариат пытается задушить начинающуюся и здесь социалистическую революцию. Что им народ? Что им солдаты, грудью защищавшие три с лишним года Закавказье? Они спелись с турецкими прислужниками — мусаватистами, спелись с дашнаками, с корниловцами и калединцами. Они заодно с ними. Шамхорская бойня — тому доказательство. Они предательски расстреляли эшелоны, шедшие с Кавказского фронта на помощь революционным войскам, сражающимся против контрреволюции. Рабочие массы Тифлиса и всего Закавказья всем своим поведением показывают, что в борьбе за победу революции они пойдут не с меньшевиками, не с националистами, а с победоносным российским пролетариатом. Да здравствует советская власть на Кавказе — власть рабочих и крестьян! Долой контрреволюционный Закавказский комиссариат!

— Долой! Долой! Долой! — раздалось со всех сторон на грузинском и русском языках.

Толпа пришла в движение. Защелкали затворы винтовок…

Чхенкели, Джугели и Бакрадзе поспешили сойти с трибуны, офицеры с револьверами в руках проводили их до автомобиля. «Бенц» загудел, шофер с места дал полный ход…

— И поделом им! — говорил своим офицерам генерал Чиджавадзе. — Позвали на митинг третью роту, этих дезертиров, миндальничают с ними… Да неужели же, — возмущался он, — они все еще не убедились, что с большевиками нечего церемониться?!

3

Был пасмурный день. Корнелий, стоявший на посту перед артиллерийским парком, глядел на окутанную туманом площадь и казармы, на орудия, обтянутые брезентовыми чехлами.

Недалеко от артиллерийского парка, на лестнице, которая вела в караульное помещение, Сандро Хотивари спрашивал о чем-то караульного начальника, офицера Зауташвили, и тревожно поглядывал на часового.