Лицом к лицу

Побрившись и выйдя из парикмахерской, Кавжарадзе встретился с военным министром Владимиром Гобечия. Они хорошо знали друг друга, учились вместе на юридическом факультете Харьковского университета и считались даже товарищами. Но потом пути их разошлись: Кавжарадзе стал большевиком, Гобечия — социалистом-революционером.

Они поздоровались.

— Как поживаешь? — с притворным вниманием спросил Гобечия.

— Живем понемногу, вашими заботами, — усмехнулся Кавжарадзе.

— Ну, от наших забот пользы мало, — заметил смущенно Гобечия.

— Да, пожалуй… Говорят, что меньшевиков одолела забота о тюрьмах для большевиков?

— По правде сказать, я не сторонник всех этих репрессий, — поспешил заверить собеседника Гобечия. — Но согласись, что и вы пересаливаете, — упрекнул он Кавжарадзе. — Вот и сейчас подняли кампанию против сейма. А зачем? Ведь он избран всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.

— Все это правильно, но каковы же результаты ваших всеобщих и равных? Ни одного рабочего, ни одного крестьянина в сейме! Всё промышленники, дворяне, помещики да попы. Нечего сказать, всеобщие выборы!

— Полно тебе, Серго, — обиделся Гобечия, — совсем это не так. Мы защищаем закавказскую демократию, стоим за ее солидарность. Ведь это сейчас, перед вторжением турок, самое главное.

— Брось громкие слова, ты не на митинге! Солидарность демократии без рабочих и крестьян, но зато с господином Рафибековым! Заруби себе на носу: грузинские, армянские и азербайджанские националисты не смогут долго пастись на одном поле. Скоро вы убедитесь в этом.

— И опять ты не прав, Серго. Вы — фанатики, а мы — люди жизни.

— Оставь старые басни, надоевшие даже обывателям! Что касается турок, то у вас с ними никакой войны не может быть. Разве вы не соглашаетесь на требования Вехиб-паши провозгласить независимость Закавказья и юридически оформить образованием Закавказского сейма отделение края от России, чтобы легче договориться с Турцией?

Гобечия хотел что-то сказать, но, раздумав, махнул рукой и направился в сейм, а Кавжарадзе — на митинг, назначенный в знак, протеста против созыва Закавказского сейма.

Дойдя до военного собора, Кавжарадзе увидел, как из дворца вышел Ной Жордания и пешком направился к оперному театру, в котором было назначено открытие сейма. Сегодня глаза вождя меньшевиков смотрели на мир еще более удивленно и испуганно, чем обычно. Прошло почти четыре месяца со дня Октябрьской революции, а советская власть, падение которой он так уверенно предрекал, держалась твердо и делала свое дело.

За торопливо шагавшим Жордания едва поспевал невысокого роста, коренастый офицер Имнадзе.

Жордания раскланялся с Кавжарадзе, но Имнадзе отвернулся в сторону. Это удивило Кавжарадзе, поскольку они хорошо знали друг друга с самого начала войны. Знакомство их произошло в Батуме. Потом они встречались в Тифлисе. Имнадзе был тогда офицером Двести восемнадцатого полка и помогал большевикам устраивать солдатские митинги.

«Что же с ним произошло? — недоумевал Кавжарадзе. — Может быть, он хочет мне что-нибудь сообщить, но не желает, чтобы Жордания знал о нашем знакомстве?..»

Имнадзе, догнав Жордания, шел теперь рядом с ним и что-то говорил ему…

Кавжарадзе прошел через калитку в Александровский сад. Около трибуны, прислонив красные знамена к деревьям, стояли группами солдаты и рабочие, оживленно обсуждавшие события последних дней.

Кавжарадзе увидел Парнаоза Сагарадзе, Мамия Далакишвили, Бесо Алавидзе, Вано Махатадзе. Он поздоровался с ними. Махатадзе казался худее прежнего. Он сияющими глазами смотрел на красные знамена, на рабочих, на солдат. Юношеской, беззаветной любовью он любил этих людей, верил в их победу.

Железнодорожники, металлисты, кожевники, табачники, рабочие забастовавших в этот день заводов и фабрик пришли в сад с красными знаменами. Вместе с ними на митинг собрались тысячи солдат и горожан.

Сад заполнялся все новыми и новыми группами людей, подходивших сюда со всех концов города.

Митинг открыл представитель бакинской большевистской организации Кузнецов. По его предложению председателем митинга был избран Серго Кавжарадзе.