Лицом к лицу

На рассвете турки приблизились к Очхамурскому мосту. Батарея Журули открыла по ним огонь. Наши окопы безмолвствовали, словно в них никого не было: солдаты замерли, ожидая, пока турки выйдут на открытое поле, раскинувшееся между лесом и рекой.

Прошло еще несколько минут, и бой начался. Бронепоезд, выйдя по сигналу Азизашвили из леса, с грохотом помчался к Натанеби. Турки заметили его только тогда, когда он уже миновал Очхамурский мост. Решив остановить поезд, они пустили навстречу ему полным ходом моторную дрезину. Смяв ее боевым вагоном, бронепоезд сошел с рельсов и остановился. Его пулеметы и орудия молчали. Продолжали молчать и окопы. Считая, что солдаты покинули окопы и бронепоезд разбит, турки небольшими группами стали осторожно приближаться к реке. Постепенно осмелев, они крупными силами двинулись к реке. Тогда бронепоезд и окопы сразу обрушили на них бешеный огонь. К ним присоединился ураганный огонь батарей Журули и Караева. Поле покрылось трупами. Уцелевшие аскеры бросились бежать к лесу.

Одно мгновение, — и в окопах во весь рост поднялись бойцы, устремились вперед с винтовками наперевес, перебежали вброд речку и, атаковав противника, погнали его к Очхамури…

В чолокском сражении турки потеряли около тысячи человек убитыми и еще больше ранеными.

Народный порыв, принесший победу у реки Чолок, вовсе не входил в расчеты правителей Закавказья. Они делали все для того, чтобы замолчать его. Они боялись, что меч, поднятый народом, повернется против них же, и поспешили договориться с Вехиб-пашой, действия которого направляла рука Германии.

В БОРЖОМСКОМ УЩЕЛЬЕ

Лучше писать о смехе, чем о слезах, так как смех свойственнее человеку.

Рабле

1

Пришла очередь отправиться на фронт и батарее капитана Алексидзе. На товарную станцию подали порожняк. Артиллеристы приставили к платформам мостки и вкатили туда орудия, зарядные ящики, фургоны и двуколки. Потом ввели в вагоны лошадей, погрузили продовольствие и фураж. К десяти часам вечера батарея была погружена и готова к отправке в Боржом.

В ожидании отхода поезда солдаты гуляли по платформе. Некоторые стояли группами и пели. Кое-кто побежал на привокзальную площадь, чтобы купить чего-нибудь на дорогу.

Перед отправлением эшелона на станцию прибыл генерал Чиджавадзе. Солдаты быстро выстроились. Генерал обратился к ним с короткой речью.

— Нам приходится вести войну в трудное время и в трудных условиях, — говорил он. — Вы отправляетесь воевать с хитрым врагом, но вы безусловно вернетесь с победой, если будете строго соблюдать воинскую дисциплину, беспрекословно выполнять распоряжения и приказы своих командиров.

Чиджавадзе плохо говорил по-грузински и в свою речь то и дело вставлял русские выражения. Иногда солдаты сами подсказывали ему нужные слова, которых он не знал и без которых у него не получалась фраза. Эти слова он не всегда произносил правильно. А в некоторых случаях так их коверкал, что они звучали двусмысленно, и тогда солдаты начинали смеяться.

После речи генерала солдаты отправились в вагоны. Поезд состоял из теплушек, платформ и одного классного вагона.

В нем помимо офицеров разместились старшина, фейерверкеры, а также журналисты — Еремо Годебанидзе, Геннадий Кадагишвили и Дата Качкачишвили. То, что фейерверкеры ушли в вагон к офицерам, вызвало недовольство их товарищей, ехавших с остальными солдатами в теплушках.

Когда поезд миновал Мцхет, офицер-пехотинец Залдастанишвили, командир полуроты, назначенной для прикрытия батареи, открыл свой чемодан и достал оттуда водку и закуску. Его примеру последовали и другие офицеры. Старшина Сосо Лазришвили принес в купе небольшой бочонок с вином. К столу пригласили и фейерверкеров.

Подвыпив, капитан Алексидзе решил откровенно поговорить со своими подчиненными.

— Значит, едем воевать, — произнес он многозначительно и пристально оглядел всех, кто сидел у него в купе. — Ну что ж, там и увидим, кто храбрый, а кто трус… Но только прошу запомнить: церемониться на фронте ни с кем не стану. Никаких «товарищей» там не будет, с этим словом попрощайтесь и совсем забудьте про него. За нарушение дисциплины шкуру буду драть… Да!..

Он стал вспоминать эпизоды, участником которых был на Западном фронте. Но эти эпизоды ему самому показались настолько фантастичными, что он перестал рассказывать о них и затянул застольную. Все поддержали его.

Капитан любил и воевать и пить: он всю дорогу был в хорошем настроении. Сослуживцы уже давно не видели его таким веселым и возбужденным.

Рано утром поезд подошел к Боржому. Офицеры направились в Боржом-парк — осматривать места, отведенные для расквартирования батареи.

У Корнелия после бессонной ночи и выпивки болела голова. Однако чудесная природа Боржомского ущелья подействовала на него как целительный бальзам. После спертого воздуха вагона грудь легко дышала утренней прохладой и ароматом влажной хвои. Корнелий спустился к реке и умылся студеной водой.